В войне с Японией предательство началось потерянным для судостроения 1903 годом, начавшейся последовательной обструкцией всех инициатив С.О. Макарова. Безнадежно потеряна была главная идея ускоренной. достройки петербургских броненосцев – успеть присоединить их к эскадре в Тихом океане, чтобы достигнутым двойным превосходством в силах заставить японцев убраться на свои острова и тем кардинально покончить с войной. В этом состояла главная задача флота, о которой, ничего видимо в ней не понимая, в начале июня при посещении "Орла" высказался З.П. Рожественский. Не странно ли, что осознание государственной задачи, которой, видите ли, не понимают строители ("Орел" отставал в готовности еще и вследствие затопления 4 мая в ночь по приходе в Кронштадт), явилось у начглавморштаба только на пятый месяц от начала войны, когда деятельным бездействием бюрократии все эти пять месяцев для экстренной достройки кораблей были потеряны. И кого же еще мог З.П. Рожественский назначить крайними, как не строителей, все эти пять месяцев не получавших требовавшихся для работ людей и денег. Выбор же "Орла" для адмиральского резонерства был особенно неуместным. Авария корабля, как это видно из описания В.П. Костенко, произошла в результате извечно повторяющегося комплекса всех тех ошибок, просчетов, недосмотра, который в просторечии именуется головотяпством и который сегодня стыдливо называют человеческим фактором.
Именно так и произошло с "Орлом", который сумел в собственной гавани утонуть при дружном бездействии МТК, флота, портовых служб, ГМШ, офицеров и командира корабля. И едва ли не главной была в этой аварии вина З.П. Рожественского как командующего эскадрой. Имея обширный опыт плаваний в Балтике, зная особенности Кронштадтской гавани, влияния гидрометеорологических условий на стоянку кораблей в этой гавани, он мог бы обеспокоиться безопасностью "Орла", нуждавшегося в тот момент в особой заботливости и внимании. Но точно так же, как он поступил с предостережением С.О. Макарова об опасности стоянки флота на открытом Порт-Артурском рейде, З.П. Рожественский упустил возможность предупредить и предвидеть аварию "Орла". И это было уже по меньшей мере в четвертый раз (два первых-отказ от аргентинских крейсеров и эпопея с походом "Осляби" в Порт-Артур), когда адмирал явно не выдерживал тест на главнейшее качество большого руководителя – искусство глубокого предвидения и прогнозирования событий. Непричастным к аварии был только Балтийский завод, но именно на него, как изготовителя механизмов броненосца, легла главная тяжесть их восстановления. Так головотяпство власти создало еще одно препятствие на пути введения в строй "Славы". Завод же готовил "Орла" и к приемным ходовым испытаниям. Но бюрократия и здесь сумела создать для завода препятствия. 30 мая 1904 г. С.К. Ратник, завершив восстановление и почти полностью подготовив машины "Орла" к испытаниям, напоминал ГУКиС, что на корабле все еще не приступали к установке машинной вентиляции, без которой корабль не может ни начать испытание, ни выйти в море. От ГУКиС требовалось соответствующее распоряжение структурам порта. Обстоятельства же сложились так, что по причинам, опять же требующим специального исследования, от почти полной готовности "Орла" к официальным испытаниям до их действительного осуществления должно было пройти долгих три месяца.
Поздно спохватилась бюрократия, решившись из каких-то новых соображений форсировать в июне работы на "Орле". По свидетельству В.П. Костенко, к этому времени на корабле работало уже 1500 человек, не считая команды, и "приходится удивляться, как удается разместить на палубах такое количество людей". Понятно также, что несоразмерно малая численность инженерного персонала (один строитель и один помощник) вряд ли могли обеспечить сколь-либо сносную занятость и эффективность труда такого множества рабочих рук. В.П. Костенко мог бы вспомнить, что спустя десятилетие в другом месте, на вдвое большем по величине дредноуте "Императрица Мария" в такую же февральскую пору число рабочих не превышало 300-500 человек (РГАВМФ, ф. 870, оп.5, д. 456, л. 29-68). Но то было время далеко ушедшего вперед капитализма, работы же в Кронштадте происходили в условиях архаичных казенных структур и более напоминали показную "ударную стройку" маркиза И.И. деТраверсе (1754-1831).