Славянские мифы. От Велеса и Мокоши до птицы Сирин и Ивана Купалы

Однако символизм ласки значительно шире. Ласка (заяц, кошка) – это зверь, близкий к кладам, она может указать на подземное сокровище, если ее попросить. С лаской связан и сказочный мотив женского рукоделия: она «шьет» лапками на снегу стежку следов, и в сказке это превращается в создание серебряной пряжи (снега).

Наконец, ласка может быть зооморфной ипостасью домового. Считается, что в ней заключена душа хозяйки дома. У каждой коровы есть ласка-покровительница той же масти, что и корова. И убийство ласки непременно должно повлечь за собой смерть коровы. Впрочем, как и домовой, ласка бывает не только благодетельной, но и вредоносной: если домовой способен по ночам загонять коней так, что наутро они будут в пене, то ласка по ночам порой отгрызает женщинам волосы, а мужчинам – усы.

Собака и кошка

Собака – образ положительный или отрицательный, в зависимости от того, выступает ли она самостоятельно или в паре с кошкой. Если противопоставление есть, то собака – это верный друг (и сравнительно слабо мифологизированный персонаж). Если же его нет, то она олицетворяет мир смерти, ведь биологически это животное-падальщик, и вплоть до наших дней стаи бродячих собак являются грозой городов. Их добычей могло стать и тело нищего, умершего на улице. Наиболее жуткий образ собак мы встречаем в летописном рассказе о голоде в Новгороде в 1230 году:

На улицах умирало множество людей, и некому было похоронить их, но ели их псы. ‹…› По торгу и по улицам псы поедали множество трупов и растаскивали головы, руки и ноги.

Эта ужасная картина отличается от обыденной средневековой жизни лишь масштабом бедствия, но никак не поведением собак. После таких цитат понятно, почему собака считалась нечистым животным и не допускалась в избу. Слово «пес» было самым страшным оскорблением в древнерусском языке.

Падальщик-пес связан с символикой мира мертвых. О тайне говорят «вот где собака зарыта», о знающем человеке – «собаку съел» (предполагалось, что для получения магической мудрости надо съесть язык собаки или собачье мясо).

Но рядом с кошкой собака мгновенно становится другой. Говорят, что когда человек умирает, то кошка радуется, а собака плачет; в аду кошка раздувает костер под грешником, а собака заливает его водой. Однако это противостояние кошки и собаки снимается в представлениях о том, что живущие мирно в доме черные (!) кот, пес и петух защищают жилище от злого колдовства или, по другим поверьям, от грозы и воров.

Городской фольклор закрепил негативное отношение к черной кошке, но в народной среде всё проще: кошка – отрицательный персонаж независимо от масти. Встретившись охотнику или рыбаку, она сулит неудачу; при охоте на пушного зверя кошку запрещено было даже упоминать – отвадит добычу. Ведьмы, черти и другие демонические личности способны принимать кошачий облик (вспомним мачеху из «Майской ночи» Гоголя); иногда под личиной кошек являются и души умерших, особенно тех, чья смерть была насильственной.

Кошка по символике может совпадать с лаской. Как и ласка, она бывает воплощением духа-хранителя дома; как и ласку, ее порой называют символом женской эротики. Любопытно, что народная культура дает два прямо противоположных ответа на вопрос, должен ли кот присутствовать на свадьбе. Как воплощение демонических сил – разумеется, нет, а как воплощение эротики – конечно, да. И фольклористы даже в соседних селах, бывает, записывают эти категорические «да» и «нет».

Петух и курица

Подобно корове с быком, петух и курица решительно расходятся в мужской и женской символике. Курица

 – символ женщины, матери, растящей детей. Эта птица дала название самому известному женскому головному убору – кокошнику (от слова «кокошь», то есть курица, наседка). Массовая культура сформировала ошибочное представление о кокошнике как о девичьем уборе, перепутав его с «повязкой». Повязка – это открывающий макушку убор девушки с более или менее украшенной лобной частью и с лентами, которые завязываются на затылке. Кокошник, символизирующий наседку, – женская шапка, полностью закрывающая волосы от лба до затылка; часто наиболее богато украшалась не передняя, а задняя часть кокошника – позатыльник. Шитые жемчугом кокошники были подлинным сокровищем и передавались по наследству. До рождения первого ребенка молодая могла носить это великолепие ежедневно, поскольку кокошнику предназначалось магически обеспечить ее плодовитость и защитить первенца – самого уязвимого из детей. Став бабой (то есть матерью), русская женщина надевала кокошник по праздникам, в обычной жизни заменяя его скромным повойником.

Повязка и кокошник из коллекции Н. Л. Шабельской. © The Metropolitan Museum of Art.