Читаем Славянский оберег. Семантика и структура. полностью

Мотив проглатывания опасности прослеживается и в сербском приговоре, с помощью которого отгоняют градовую тучу: женщина, высоко задрав подол, кричала туче: «Не иди, ало на алу. Ова моја ала доста таки’ ала прогутала!» [Не иди, ала, на алу. Моя „ала" достаточно таких ал проглотила] (Драгачев [Толстые 1981, с. 58]).

5. Убивать, расстреливать, простреливать

опасность из ружья, лука или другого оружия. У сербов и хорватов стрельба в градоносное облако из ружей и пистолетов — распространенный способ уничтожения градовой тучи [Пећо 1925, с. 391]. Часто в таких случаях в качестве заряда применяют освященный порох (Самобор, о. Крк [Ђорђевић 1, с. 98-99]), сыплют вместо заряда освященный воск (о. Хвар [там же, с. 98]). В разных славянских традициях считали, что нечистую силу можно убить. Южные славяне верили, что сын вампира — так называемый «вампировић» имеет способность видеть вампиров и убивать их из ружья (макед. [Вражиновски 1996, с. 99]). Русские считали, что лешего и колдуна можно убить медной пулей (с.-рус. [Черепанова 1996, с. 51]) или медной пуговицей [Соколовы 1915, №35]; украинцы полагали, что колдуна можно убить только серебряной пулей, а белорусы верили, что этого можно достичь, если бить осиновым поленом его тень. На украинских Карпатах считали, что опыря,
т.е. вампира, можно убить, зарядив ружье пшеницей, над которой девять или двенадцать раз служили всенощную (ужгор. [Потушняк 1940, № 8-9]). По полесским свидетельствам, ходячего покойника убивали из ружья, заряженного ртутью (В. Бор хойниц. гом., ПА).

В некоторых случаях прибегали к уничтожению насекомых или животных, в которые, якобы, воплощалась нечистая сила. У сербов в Юрьев день в воротах загона для овец на ночь оставляли ведро с надоенным молоком, а утром его осматривали и, если обнаруживали в молоке каких-либо насекомых или червячков, убивали и выбрасывали их, веря, что после этого никто не сможет отнять у скота молоко [Бушетић 1911, с. 576]. Традиция убивать или калечить животных (кошку, собаку, жабу и пр.) или бабочек, которые рассматриваются как воплощение мифологических персонажей (чаще всего ведьмы, вештицы, босорки, моры, вампира), широко распространена у южных и восточных славян. По сербским поверьям, когда сжигают или протыкают колом тело вампира, его душа может вылететь в виде бабочки. Чтобы его обезвредить, нужно убить бабочку [СД 1, с. 125]. Ср. многочисленные полесские былички о том, как хозяин подстерег около своего хлева кошку, собаку, жабу и отрубил им лапу или ухо, проткнул вилами, перебил хребет и пр., а на следующий день одна из женщин в селе оказалась с отрубленной рукой, ухом, перебитой спиной или умерла от кровотечения. У восточных славян во время опахивания {102} селения, совершаемого для охраны его от мора скота или эпидемии, принято было убивать встретившееся на пути животное (обычно кошку или собаку), поскольку считалось, что это животное является воплощением Коровьей Смерти или воплощением болезни [Афанасьев 1, с. 568]. Белорусы полагали, что Коровья Смерть персонифицируется в образе коровы, которую также следовало убить [Журавлев 1994, с. 111].

Иногда убивали некоторых из носителей опасности, чтобы остальные не вредили. Так, в Белоруссии вечером в канун Нового года ловили и убивали воробьев, которые считались очень вредной птицей, — сколько воробьев поймаешь в этот вечер, столько их погибнет в грядущем году [Крачковский 1874, с. 173]. В Польше для устрашения волков убивали одного волка и вывешивали его на краю пастбища на специально поставленной виселице или на дверях хлева [Гура 1997, с. 144].

На вербальном уровне мотив встречается в восточнославянских заговорах. Ср., например, фрагмент белорусского заговора против колдунов: «Красна сонце і ясен свет… ліхадзея ўбей вогненнай стралой…» [Шейн 2, с. 552-553] или севернорусский заговор против порчи и сглаза: «Николай Мирликийский, чудотворец… натягивает свой медный лук, накладывает булатныя стрелы и стреляет и отстреливает от меня, раба Божия имярек всякия злыя, лихия притчи…» [Ефименко 2, с. 161], а также древнерусский заговор против врагов: «Дай ми, Господи, на супостата моего лук сребрян, стрелу железну. А стрелю его и иму его правою рукою за сердце» (XV в. [Топорков 1993, с. 69]). На Украине, чтобы воробьи не клевали посевов, убивали одного воробья со словами: «Так вас всех буду драти, як будете на просо летати!» [Ефименко 1874, с. 44].

Перейти на страницу:

Похожие книги

История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Многие исторические построения о матриархате и патриархате, о семейном обустройстве родоплеменного периода в Европе нуждались в филологической (этимологической) проработке на достоверность. Это практически впервые делает О. Н. Трубачев в предлагаемой книге. Группа славянских терминов кровного и свойственного (по браку) родства помогает раскрыть социальные тайны того далекого времени. Их сравнительно-историческое исследование ведется на базе других языков индоевропейской семьи.Книга предназначена для историков, филологов, исследующих славянские древности, а также для аспирантов и студентов, изучающих тематические группы слов в курсе исторической лексикологии и истории литературных языков.~ ~ ~ ~ ~Для отображения некоторых символов данного текста (типа ятей и юсов, а также букв славянских и балтийских алфавитов) рекомендуется использовать unicode-шрифты: Arial, Times New Roman, Tahoma (но не Verdana), Consolas.

Олег Николаевич Трубачев

История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука