Читаем Славянский оберег. Семантика и структура. полностью

На вербальном уровне семантика отгона выражена рядом глаголов, которые реализуют эту идею. Опасность отгоняют или прогоняют в восточнославянских заговорах. Ср., например, фрагмент заговора от сглаза: «…сидят святые Петр и Павел… отбивает и отгоняет от меня, раба Божия А… уроки и призоры, волхвуна и волхвунью, вещуна и вещицу…» (с.-рус. [Бурцев, 2, с. 22]) или украинский заговор от злых людей: «Вогнем випекаю, водою заливаю, ворогів від хати відгоняю» (укр. подол. [М.Б. 1867, с.692]), или заговор на охрану пчел от злого глаза: «Йшла Пречистая, Пресвятая Дива Богородыця… до пасикы пчол доглядаты и урокив одганяты од маткы-Улянкы, од пчолкы-землянкы…» (укр. луб. [Милорадович 1991, с 241]). Чтобы охранить скот от порчи, произносили следующий заговор: «Стоит ба́ба на {119} ворота́х / У чорво́ных чобота́х, / Нади́ла чорна кожуха́, / Одгоняе от хлева, от коро́вы / Роди́мых ве́дьмов, зло́го ду́ха» (Н. Рудня луг. жит., ПА).

В южнославянской традиции мотив отгона реализуется в ритуальном диалоге. Чтобы покойник не стал вампиром, после похорон две женщины, стоя около его могилы, вели следующий диалог: «Ку-ку!» — «Што кукаш?» [Ку-ку! — Что кукуешь?] — «Е брка дивинатаі» — «Kaj е бркаме?» — «Планина». — «Кого бркаме?» — «Вуокот в поле, умерниот планина!» [Отгоняю диких зверей! — Куда отгоняешь? — В горы. — Кого отгоняешь? — Волка в поле, мертвого в горы!] (макед. ок. Охрида [Целакоски 1982, с. 111]).

Опасность отстраняют, отдаляют,

как в польском заговоре от градовых туч: «О święta Panno Barbara… oddal od nas grady, grzmoty, niepogody, pierony…» [О, святая Варвара, отдали от нас грады, громы, непогоды, молнии…] (ок. Пинчова [Siarkowski 1885, s. 49]).

Опасность отбивают, как в севернорусском пастушеском заговоре на выгон скота: «…един храбрый Георгий своим золотым скипетром отбивает и обороняет от всякого лиха зла человека, от лутого зверя, черного медведя…» (каргопол. арх. [Бобров, Финченко 1986, с. 142]) или в белорусском заговоре от нечистой силы: «Маць Прачыстая… залатым храстом пабіваець, нячыстую сілу адбіваець» [Замовы 1992, № 72].

Опасность отбрасывают, как в украинском заговоре на охрану пасеки: «Я Господа благаю и чужую пчелу и сылу отвергаю…» (укр. луб. [Милорадович 1991, с. 240]).

От опасности можно отговориться,

как в русском заговоре от колдунов: «…и стану отговариваться от колдунов, от колдуньи, от шептуна, от шептуньи…» [Майков 1992, с. 27], можно отмахнуться или отсечься, ср. в заговоре на первый выгон скота: «Карова мая чорная! Ад паганых вачэй і [няшлюбных] дзяцей вочкамі асвяціся, вушкамі атматніся, ножкамі аттапчысь, хвосцікам адмахнісь…» (бел. [Замовы 1992, № 106]) или: «Ты ро́жками отколи́са, / Но́жками отбрыкни́са, / Да й хўо́стиком одмахни́са, / Да себе ўэдьма́рки-доя́рки не допусти́с» (Симоничи лельч. гом., ПА).

Рассмотренные случаи отражают ситуацию, при которой предполагаемый носитель опасности является объектом воздействия — его отгоняют, отвергают, выпугивают, от него отговариваются и пр. Как правило, такие мотивы, выраженные на вербальном уровне, соответствуют аналогичным действиям, рассмотренным выше. На вербальном уровне грамматическим эквивалентом реальных отгонных действий является императив: «Водзяница, лесовица, шальная дзевица, отвяжись, откатись, в моем доме не кажись» (фрагмент заговора от русалки, смолен. [Шейн 2, с. 525]) или: «Як воск ад агня, так сатана ад Хрыста: аткаснісь, отсатанісь ад майго дому, ад мае хаці!» [Замовы 1992, {120} № 76]; «Господи, откоснись от меня ты, нечистая сила» (приговор против нечистой силы, Челхов клим. брян., ПА); «Враг-сатана, отшатнись от меня на сто верст, на тысячу, на мне есть крест Господень…» (заговор против нечистой силы, рус. [Максимов 1993/1, с. 29]); «А ты, чужа пчола, отступыся!» (заговор на охрану пасеки, укр. луб. [Милорадович 1991, с. 240]); «Как отваливается камень от Господня гроба, так же бы отваливалось от меня, раба Божия (имя рек), всякое разное оружие» (заговор против пули, шишк. костр. [Виноградов 1908, с. 39]); «Uciekajcie wszyscy zli / Z cztyrech kontów z piontych dźwi… [Убегайте все злые из четырех углов, пятой двери…] (фрагмент «молиговки» перед сном, пол. [Cercha 1900, s. 140]).

Перейти на страницу:

Похожие книги

История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Многие исторические построения о матриархате и патриархате, о семейном обустройстве родоплеменного периода в Европе нуждались в филологической (этимологической) проработке на достоверность. Это практически впервые делает О. Н. Трубачев в предлагаемой книге. Группа славянских терминов кровного и свойственного (по браку) родства помогает раскрыть социальные тайны того далекого времени. Их сравнительно-историческое исследование ведется на базе других языков индоевропейской семьи.Книга предназначена для историков, филологов, исследующих славянские древности, а также для аспирантов и студентов, изучающих тематические группы слов в курсе исторической лексикологии и истории литературных языков.~ ~ ~ ~ ~Для отображения некоторых символов данного текста (типа ятей и юсов, а также букв славянских и балтийских алфавитов) рекомендуется использовать unicode-шрифты: Arial, Times New Roman, Tahoma (но не Verdana), Consolas.

Олег Николаевич Трубачев

История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука