След лисицы

А теперь он ее еще и ненавидел. Листян родила ребёнка, его, Нарана, сына, его дар, его продолжение, его наследие. И украла. Двенадцать лет теперь казались пустыми — ведь в них не было этого мальчика, так похожего на отца. Умного и доброго — Листян была прекрасной матерью и вырастила чудесного человека. А Нарану оставалось только скрипеть зубами и молчать. Он, всегда находивший нужные слова, умеющий подобрать ключ к любому человеку, сейчас просто не знал, как сказать Ингвару, чей тот на самом деле сын.

Да и нужно ли ему это?

Насколько Наран успел узнать, Матвей Вольский был славным воином и очень умным управленцем. Человек, который держался на посту князя Лисгорода больше тридцати лет, достоин всяческого уважения. Сына он, по-видимому, любил. Стоит ли рушить весь мир мальчишки?

Листян Наран тоже мог понять, хоть и со скрипом. Совсем ещё девочкой она была, ничего другого ей не оставалось — просто скрыть беременность от жениха. Да и вообще — догадывалась ли она, когда замуж выходила? Только неделя и прошла с той самой ночи. Могут ли женщины узнать так рано? Вон Дженна, жена Баяра, кажется, лишь через месяц могла быть точно уверена в том, что ждёт ребёнка.

И что оставалось делать замужней девушке? Бежать домой к брату? Или избавляться от плода? Или падать на колени перед мужем, совершенно чужим ей человеком? Наверное, ей было страшно. И очень одиноко. Наран все ещё помнил, как Лис выла у него на груди в тюрьме. Такая сильная девочка, и такая слабая внутри! Хотелось ее защищать. И выпороть, выпороть тоже очень хотелось. Одно только ее слово тогда, одна лишь записка — и он бы примчался за ней хоть на край земли, украл бы ее, забрал себе. И никогда не позволил никому ее обидеть.

Он сам был воин и понимал прекрасно, что самые страшные шрамы — внутри, в душе, в разуме. У неё были свои шрамы, значит — она сражалась. И путь свой Листян выбирала сама, хотя знала, что есть тот, кто готов отдать за неё жизнь. И это тоже Нарана злило.

Очень давно он не переживал такой бури эмоций. Всегда сдержанный, закрытый, холодный, несмотря на шуточки свои и расточаемые улыбки, которые были лишь маской, он давно уже разучился по-настоящему чувствовать. Не испытывал ни радости, ни счастья, ни ненависти, ни боли, оставаясь лишь наблюдателем на обочине жизни. А сейчас вдруг на него обрушилась настоящая буря: злость, обида, восхищение и вожделение (глупо было, обманывая себя, утверждать, что лисица эта не привлекает его как женщина), страх и… любовь? Не к ней, конечно, от неё стоило держаться подальше, а к Ингвару, такому понятному и такому непостижимому.

Словно проснулся от долгой спячки прежний двадцатилетний Наран. И это было больно. Очень. Будто бы окоченевшая душа оттаивала, возвращаясь к жизни.

Он не хотел этого, ему это было не нужно.

И даже осознание того, что Листян была теперь ему доступна — стоило только руку протянуть, и она упала бы к нему в ладонь как созревший плод — не приносило ни малейшего удовлетворения. Зачем? Все женщины одинаковые, и она — такая же как все. Одна из многих. Если бы он знал это раньше, двенадцать лет назад, то без труда взял бы ее в свой шатёр. Тогда он ей просто бредил. Теперь же — не нужно. Он просто привезёт ее к брату и уедет снова… куда-нибудь.

Проклятье, отчего же так больно в груди?

***

— Наран, нам пора, — он сначала схватился за саблю, а потом уже узнал и голос, и прикосновение пальцев к щеке. И запах. Снова запах ее волос, ее кожи. Он всегда был очень чувствителен к запахам — то было наследие отца.

Он все же уснул — сидя возле стены, и теперь расплачивался за неудобную позу ломотой в плечах и пояснице. Поднялся, ударяясь головой о низкий потолок, не сдержал гримасу боли.

— Я могу помочь.

— Как?

— Я умею лечить заговорами. Немного, но тебе хватит.

— Помоги, — отказываться он не видел смысла. К тому же очень любопытно было, что она там может.

— Повернись спиной.

Он повернулся, сутулясь. Маленькие горячие ладони легли на спину. Тихий голос зашептал, околдовывая, опутывая голову туманом.

— Ветка расти, вода теки, земля крепись, а боль у Нарана уймись. Одолень-трава, небес синева, силы дари, всю хворь забери.

Смешно и странно, но боль ушла. В теле появилась легкость и сила. Обернулся, сжал ее пальцы в ладони, тихо шепнув:

— Спасибо.

Прекрасно понимал, что делает, и готов был и к вздрогнувшим ресницам, и к покрасневшим скулам.

Соблазнить женщину, которая открыта, не так уж и сложно. Добрые слова, особенные взгляды, осторожные прикосновения. Он был в этом деле давно уже мастером. Но Листян… Зачем ему это? Разве он не решил оставить ее в покое?

— Ночь сегодня светла, — расколола молчание женщина. — Куда нам нужно, Наран?

— А куда ты сама хочешь? К Ольгу ли в Бергород? Или в Кох?

— Я хочу домой. К брату.

— Значит, мы едем домой.