След лисицы

О том, как она будет жить дальше, пока не думала. Как вдова, останется в шатре помощницей Дженны. Насколько Лисяна слышала, детей жена ее брата рожала только потому, что забывала пить отвары против беременности. Своих детей она любила совершенно не так, как женщины-кохтэ. Не ласкала, не баюкала, не рассказывала сказки. Не целовала разбитые коленки. Зато учила даже дочек драться, отбирать еду у собак (если те воровали) и не плакать от боли.

Лисяна же детей просто обожала, всех, без разбора, а дети очень любили ее. Вот и славно, как она хорошо придумала! И вовсе не пойдёт она в шатёр Нарана и не предложит себя ему в жёны. Понятно ведь, что она ему совсем не нужна.

Короткое путешествие истощило ее силы. От одних только мыслей об отце своего сына на глаза навернулись слёзы. Они — каким-то чудом — рядом. Втроём. Но не вместе. Чужие. Конечно — она уже не так молода, не так красива. Волосы ещё обрезаны, ладно хоть, не под корень. Если бы предки позволили бы вернуться туда, в тот день, когда она сама к нему пришла…

Что бы изменилось? Та Листян почитала доброту и мягкость за трусость, а заботу и нежность — за слабость. Та Листян не знала ни одиночества, ни холода (не того, что за стенами шатра, а пробравшегося в самое нутро), ни людской ненависти. Не ценила она хорошего к себе отношения, променяв любовь на богатство и почёт. Да, ещё седьмицу назад боярыня Вольская была одной из самых зажиточных и уважаемых женщин Лисгорода, но оказалось, что золото не грело ее постель, а людская память на добро слишком недолговечна. Закопали бы ее в землю по плечи — и те нищие, которых она кормила, первыми пришли бы в неё плюнуть. И те, кто клялся в верности, держали бы в руках те самые лопаты.

Вернувшиеся мужчины принесли несколько куропаток. Ингвар очень гордился своей добычей, сам их ощипал и разделал. Наран лишь наблюдал и давал советы.

И здесь она тоже ошиблась. Матвей был хорошим отцом мальчику, но часто — излишне строгим и холодным. Мог выпороть, оставить без ужина или запереть в комнате. Хотя Ингвар был спокойным ребёнком и почти не доставлял хлопот матери.

Она знала, что Наран бы воспитывал сына совсем по-другому.

Вот она — вся ее жизнь. Ошибка за ошибкой.

***

— Ложись, спи, — мягко сказал Наран Листян. — Устала.

Выглядела она неважно: бледная, осунувшаяся, словно бы похудевшая, с тусклыми волосами и лихорадочно блестящим взглядом. Словно больная. Он даже не удержался, дотронулся ладонью до ее лба, потом прикоснулся губами — она дёрнулась как от удара, отшатнулась, дико засверкав глазами. Нет, жара нет, просто устала неимоверно.

— Все, все, — успокаивающе кивнул он. — Ложись, женщина. Вон, Ингвар давно уже спит.

Это правда, мальчишка сопел, растянувшись на одеяле.

— А ты?

— Лис, ну ты же должна помнить, что в степи обязательно нужно оставлять дозорного. Иначе нельзя.

— Но ты ведь тоже устал.

Он только усмехнулся. Напомнить ей, что ли, что он — воин? Некогда — тысячник? Что он умеет прекрасно спать в седле, а то и вовсе несколько дней обходится без сна и пищи?

Ничего не сказал, только костёр поворошил, улыбаясь чему-то своему. Раньше бы Лисяна пожала плечами и легла бы спать, но то раньше. Теперь же, во-первых, она не видела необходимости его мучить — это было невыгодно никому, не принесёт это прибыли. А во-вторых, знала уже, что мужчины — существа, склонные свои силы переоценивать. Поэтому решительно подошла к огню и прошептала несколько слов. И языки пламени вдруг застыли, как замороженные.

— О, ты тоже так умеешь? — нисколько не удивился Наран. — Здорово. А ещё что можешь?

Раздосадованная его равнодушием, Лисяна встряхнула кистями рук и огляделась. Она бы выложила защитный круг, прочитала бы заговор — да было нечем. Ни камней, ни ниток, ни, уж тем более, соли.

— Колдовать собралась? Ведь не успокоишься?

— Не успокоюсь, — жестко ответила она, даже не подозревая, что Наран ей невольно восхищается сейчас. — Забыл, что я тоже воин? Если ты настаиваешь на дежурстве, разбуди меня перед рассветом да дай свой лук. Знаешь ведь — умею.

— Не разучилась еще?

— Про осаду Лисгорода угурами слышал? — спокойно ответила она. — Так я на стенах была, стреляла.

Наран кивнул равнодушно, снова никак не показывая своего отношения. Обидно, но Лисяна переживет. Прошли те времена, когда она зависела от чьего-то мнения и добивалась чьего-то восхищения. Но факт оставался фактом: она могла дежурить на одном уровне с ним.

— На самом деле, — Наран огляделся вокруг и снова сверкнул зубами. — Ты права. Явной опасности я не ожидаю, откуда? А о хищниках или разбойниках нас предупредят кони. Да, Салхи?

Словно понимая его, конь степняка тихо всхрапнул. Ах да, Наран ведь всегда со своими лошадьми разговаривал!

— Так что ложись спать спокойно, хуухэд (*малышка). Я чуть позже к вам присоединюсь.

Листян вдруг покраснела и отвернулась. Опустилась на одеяло рядом с сыном, погладила мальчишку по рыжим кудрям, уткнулась носом ему в затылок, притихла.