- Что-то в этом роде, - неопределенно промычал Робинзон. - Ну, пока, отец. Торопимся мы.
На спуске к озеру стоял старый, вросший в землю почти по самые подоконники домик. Когда Раиса открыла калитку, их облаяла поджарая, неопределенного цвета дворняжка. Увидев, что пришельцы не обращают внимания на ее лай, она благоразумно замолчала, осторожно подошла к людям и принялась обнюхивать чемоданы. Скрипнула ржавыми петлями дверь. На порожек дома вышла пожилая женщина в меховой безрукавке. Она не проявила никаких признаков радости или недовольства и долго щурилась, подставляя ладонь козырьком ко лбу, стараясь получше рассмотреть гостей.
Раиса подошла вплотную к ней и заговорила.
- Райка?! - удивленно вскрикнула старуха. - А я уж и ждать перестала, думала, опять ты в свою Середнюю Азию подалась. Ну, заходите, заходите, я человек гостеприимный...
- Роман, - назвался Робинзон, пожимая ладонь хозяйки, и поспешно юркнул в узкую дверь сеней.
- Агриппина Тарасовна, - ответила женщина. Она не очень дружелюбно посмотрела ему вслед и шепотом спросила у Раисы: - Муж али так, временный?
- Трудно сказать, Агриппина Тарасовна. Знакомы давно... живом...
- Коли трудно, значит, временный. Это уж так, - твердо заключила хозяйка. - Много их на вашу голову, пока вы молоды да интересны, продолжала неприязненно бубнить она. - А у моей Женьки опять убег, подлец. И на ребенка не платит. Схоронился где-то, как вша под струпом. В который раз милиция разыскивает сукинова сына.
Старуха была тунеядкой. В каждой фразе ее звучала жалоба: плохо живется, одна среди подлецов, которые только и стараются насолить ей на каждом шагу, испортить и без того горькую жизнь. Вот в течение нескольких лет никак не может выхлопотать пенсию. Везде сидят чинуши и бюрократы, мошенники и взяточники.
К ним идти на прием надо с сотней в кармане, а где их возьмешь при ее настоящем положении?
- Надолго пожаловала? - поинтересовалась хозяйка.
- Как примешь.
- Чем богата, тем и рада. Однако багаж у вас справный. С заработков вернулись? - сменила тему разговора Агриппина Тарасовна.
Сагидуллина умышленно пропустила этот вопрос мимо ушей. Ей была знакома жадность хозяйки до чужого добра. Попробуй поддержи этот разговор, она станет допытываться, что лежит в чемоданах. А что там лежало, Раиса и сама толком не знала.
Хозяйка принялась растапливать плиту. Раиса тоже пошла в тесную кухню, стала чистить картошку. Робинзон, оставшись один в комнате, попытался открыть украденный им в поезде чемодан. Но замки были прочными и никак без ключа пе открывались. Тогда он взял из-под шкафа топорик и взломал их. В чемодане оказалось несколько тельняшек, две пары флотских брюк - одни суконные, другие из белой парусины, рабочие, мужские ботинки фабрики "Скороход", альбом с фотографиями, черная шапка-ушанка... Под конец Робинзон извлек три банки консервов и завернутую в полотенце бутылку "столичной".
Когда хозяйка ушла за водой, он тут же поспешил нарядиться в полосатую тельняшку. Но главное, что его обрадовало, это документы на имя демобилизованного матроса Сапунова Виталия Даниловича. Смущала только разница в возрасте, но при удобном случае можно использовать и такие документы. Он сунул в горящую топку плиты альбом с фотографиями, выставил на стол водку, положил консервы.
- Я говорил, нас ждет удача. Так оно и есть. Смотри, Раюха, как подвезло.
- У кого удача, а у кого...
- Э-э-э! Да ты, я вижу, недовольна? В чем дело?
Она, не оборачиваясь, продолжала смотреть в окно и на ощупь чистить картофелину. Поднявшийся от озера туман закрывал восходящее солнце. В эту минуту ей вспомнилось, как она после окончания десятилетки жила на-берегу Каспийского моря. Там познакомилась с матросом срочной службы. Это было хорошее, безмятежное время в ее жизпп. Костя, так звали матраса, получал одни раз в неделю увольнительную. Они гуляли по городу, ели мороженое, ходили в кино и на танцы. Сейчас эти картины у,ке выветрились из памяти, и она вспоминала их смутно. Залегло в памяти другое, более нежное и близкое, - расставание. Однажды она цровожала Костю к пристани, когда до конца увольнения оставались считанные минуты. Стояли вдвоем на излюбленном своем бугорке и смотрели на морс.
Безбрежной и радостной казалась им жизнь. С моря дул сильный ветер. Ее косы перепутались с лентами бескозырки. И когда Костя сделал шаг в сторону пристани, его головной убор свалился, повис у нее на груди в косах. Они увидели в этом хорошее предзнаменование...
Впервые она перешагнула порог тюрьмы, когда с Костей была в ссоре. Злость, безразличие к окружающим, протянутая рука "помощи" со стороны однокашников. Два или три вечера с вином и мальчишками и... тюрьма. Как все быстро делается, когда ты молод и беспечен!
Костя демобилизовался, узнал, где она находится, писал письма, ободрял, предлагал помощь. А ей было невыносимо стыдно. В единственном письме, которое она решила после долгих колебаний написать ему, Раиса просила Костю лишь об одном - забыть навсегда старое.
Она считала себя утратившей всякое право на его любовь.