Следовать новым курсом

Венечка словно прикипел к окулярам. Вот шхуна поворачивает, вот спешит сбросить ставшие помехой паруса. Дистанция до катера быстро сокращается… три кабельтовых… два… полтора…

— Что это? Зачем?

На носу катера взбухло плотное облачко. Секундой позже до мостика долетел негромкий хлопок.

По воде, словно камешек, пущенный блинчиком по глади пруда, запрыгало что-то небольшое, взблёскивающее ярко начищенной латунью.

— Промазал! — выдохнул Остелецкий. — Но как же так, команды стрелять ведь не было?

— А хоть бы и попал, так и что с того? — усмехнулся Зацаренный. — Мина-то у него практическая, без пироксилина. Мы её для опытовых стрельб используем, уже десяток раз пускали, потом вылавливали. Жаль будет, если сейчас пропадёт…

— Решили, значит, пугануть? Толково…

— Точно так-с! Видите — он ворочается от катера к нам!

Действительно, шхуна, успевшая расстаться с частью своего белоснежного наряда, поворачивалась к «Николаю» носом. Береговой бриз сносил дым назад, совершенно скрывая преследующую её миноноску.

— Я к орудию, — Остелецкий кивнул на двадцатифунтовку, стоящую на полубаке. — Велите комендорам живо подавать!

— Велю, конечно, — Зацаренный смотрел на гостя в недоумении. — Но зачем, они же и так…

— Исполняйте, сударь мой, и без рассуждений! — начальственно гаркнул Остелецкий и на одних ладонях, не касаясь ступеней, съехал по трапу. Зацаренный проводил его удивлённым взглядом и выкрикнул команду артиллерийскому офицеру.

Первый снаряд лёг с большим недолётом. Второй упал саженях в пяти под кормой (дистанция к тому моменту сократилась до четырёх кабельтовых), и паровой катер, с которого отлично видели и выстрелы и всплески от падений снарядов, торопливо рыскнул в сторону — кому охота попасть под огонь своих же? Третий снаряд продырявил обвисший грот, а следующие Остелецкий с методичностью плотника, забивающего гвозди, стал заколачивать в корпус шхуны, целя в район миделя. После четвёртого попадания раздался глухой удар, над шхуной выросло облако пара, подсвеченного изнутри красным.

— Котёл рассадил! — крикнул с мостика Зацаренный. — Задробить стрельбу! Всё, никуда они не денутся!

Остелецкий отошёл от орудия к фальшборту. В трёх кабельтовых от «Николая» быстро садилась в воду разбитая снарядами — его снарядами! — шхуна. С неё в отсвечивающую красными сполохами воду прыгали люди.

— Может, объяснишь, зачем нужен был этот спектакль? — негромко, так, чтобы слышал только Венечка, спросил подошедший Зацаренный. — Отличнейше ведь догоняли…

— Слово чести, Измаил Максимыч, всё объясню. Только не сейчас, хорошо? Пошли лучше боцмана с матросами обыскать это корыто. И ещё…

Он воровато оглянулся на мостик, где стоял, вцепившись в поручень здоровой рукой, обер-лейтенант фон Арним.

— Там должен быть один тип — здоровенный такой, с чёрной бородой. Присмотри, чтобы наш гость его не увидел. Пусть думает, что он потонул.

— А если он действительно утоп?

— Вот и ладушки тогда.

— В странные игры играешь, Вениамин Палыч… — недобро сощурился командир «Николая». — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Но учти: как вернёмся, я всё детальнейше изложу в рапорте.

— Излагай, только смотри, чтобы кто-нибудь лишний его не прочитал. И мой тебе совет: пиши прямо на имя светлейшего князя Горчакова, он глава нашей делегации.

— Я знаю, кто такой Горчаков. Но у меня своё начальство, морское.

— Начальство начальством, а писать всё-таки лучше Горчакову, — настойчиво повторил Остелецкий. — Уж он, поверь, как-нибудь это уладит.

— Осаживай! — зычно крикнул баковый матрос и упёр отпорный крюк в планширь, уже наполовину погрузившийся в воду. С мостика неуклюже карабкался поддерживаемый двумя матросами обер-лейтенант.

Зацаренный скривился — происходящее ему категорически не нравилось.

Осмотр шхуны не затянулся — не прошло и десяти минут, как она исчезла с поверхности моря. Из воды выловили троих членов экипажа, албанцев, и среди них не оказалось высокого бородатого англичанина. Зацаренный, улучив момент, сделал Остелецкому жест, означающий, что искомого человека действительно нет. Видимо, море взяло-таки своё.

Как взяло оно и другую добычу — похищенный из сейфа портфель, который до последнего момента пытался разыскать пруссак.

— Да бросьте вы это дело, герр обер-лейтенант! — устало внушал гостю Венечка. — Небось, давно ваш портфель на дне. Говорите — толстая кожа, бронзовые уголки?

Немец кивнул. Он был явно расстроен до глубины души.

— Вот видите! Не сомневайтесь, пошёл ко дну, как камень. Измаил Максимыч! — окликнул он командира «Николая». — Какая тут глубина?

— Саженей пятнадцать, — донеслось с мостика. — Если надо точнее — велю бросить лот.

— Ни к чему, — махнул рукой Остелецкий. — Пятнадцать саженей — безнадёжно-с… Пропал портфель, герр обер лейтенант, пропал так же верно, как если бы вы его запихали в топку судового котла. Так и доложите вашему канцлеру: амба-с, капут! Не понимаете?

Фон Арним помотал головой.

— Капут — йа-а, понимайт. Амба — найн.

— Эх ты, немец-перец-колбаса! Вот и все вы такие: обезьяну и гегельянскую философию придумали, а самых простых вещей не разумеете…

Порт-Саид,