Следовать новым курсом

— Он сам выбрал время, сам убил слугу и оказавшегося в здании сотрудника, — рассказывал албанец. — Мне оставалось только вскрыть сейф, и он сам забрал из него пухлый портфель из толстой свиной кожи, с массивными уголками из позолоченной бронзы.

Услыхав о сейфе и портфеле, обер-лейтенант охнул и опрометью бросился вверх по лестнице. Вернулся спустя несколько минут с совершенно убитым видом.

— Найн! Укралль! — пруссак горестно развёл руками, и Венечке показалось, что он сейчас разрыдается. — Из кабинет канцлер Бисмарк укралль!

И уселся прямо на ступени, обхватил голову большими костлявыми ладонями и принялся раскачиваться из стороны в сторону, бормоча под нос невнятные немецкие проклятия.

Остелецкий замысловато выругался и повернулся к пленнику.

Не прошло и пяти минут, как оба моряка, русский и немец, бежали, волоча под руки тонко подвывающего пленника, по улочке, ведущей в сторону порта. Туда, где, по словам албанца, третьи сутки дожидалась злоумышленников быстроходная паровая шхуна, доставившая их из Триеста.

Средиземное море,

гавань Порт-Саида

…ноября 1878 г.

«Великий князь Николай» стоял у пирса, полускрытый тушей французского броненосца с характерно заваленными внутрь бортами и уступчатым коробом каземата. С борта на палубу вели сходни с верёвочными перилами, а под кормой приткнулся катер — с медным бочонком паровой машины и чёрной закопченной трубой. Из трубы катера, как и из трубы самого минного транспорта, лениво курились дымки.

— Повезло! — выдохнул Остелецкий. — Зацаренный собирался с седьмой полуночной склянкой выходить в море, уже разводят пары. А вот и шхуна!

Небольшое двухмачтовое судёнышко торопилось вдоль недостроенного бара к выходу из гавани.

За ним стлался по волнам жирный шлейф угольного дыма — кочегары не жалели угля. Утренний бриз лениво колыхал паруса на приспущенных гафелях.

— Выйдут в море — вздёрнут паруса в помощь машине. Вахтенный! — крикнул он стоящему у сходней матросу. — Зови дежурного офицера. Командира зови, Измаил Максимыча, да поживее! Не видишь, удирают, прохвосты!

Полезное качество для человека служивого — понимать, когда надо задавать вопросы, а когда лучше оставить любопытство при себе и делать то, что велено. Даже если приказы исходят от того, чьё право отдавать их вызывает некоторые сомнения. Письменное распоряжение — великое дело, конечно, но ведь надо иногда положиться на интуицию! Или поверить на слово сослуживцу, про которого точно известно, что он близок к высокому начальству. Не всегда же, в самом деле, есть время оформить необходимые бумаги…

Не прошло и четверти часа, как «Великий князь Николай», отдав швартовые концы, издал три коротких гудка и двинулся к выходу из гавани. Катер поспешал вслед за ним — на нём распоряжался офицер с «Николая», лично проинструктированный Остелецким.

Шхуна к тому времени успела набрать порядочный отрыв и маячила впереди милях в полутора белым лоскутком на тёмно-синей предутренней глади. Команда судёнышка, как и предвидел Остелецкий, подняла паруса, и теперь сила ветра добавляла к её ходу верных полтора узла.

Захваченного албанца-взломщика запихнули в канатный ящик, заперли на замок и приставили матроса с карабином. Обер-лейтенанта же осмотрел корабельный доктор — оказалось, ловкач-англичанин зацепил ему запястье кончиком своего потайного клинка, и к тому времени, как на рану обратили внимание, суконный рукав успел пропитаться кровью. Врач, не слушая возражений, зашил рану (пруссак скрипел зубами, пот крупными каплями выступал на побледневшем, как бумага, лице) и перевязал, наложив компресс с какой-то остро пахнущей мазью. Немцу же велел выпить одну за другой две кружки горячего глинтвейна и непременно присесть: «Многовато крови, потеряли, герр обер-лейтенант, будет слабость…»

Зацаренный, услыхав этот вердикт, погнал вестового в кают-компанию за плетёным камышовым стулом, и теперь фон Арним сидел на мостике, остро переживая свою неполноценность.

— Уйдёт! — Венечка направил на беглянку бинокль. — Как есть уйдёт, мошенник!

— Да не переживайте вы, Вениамин Палыч, никуда ваши супостаты не денутся.

Зацаренный был холоден и невозмутим, как ледяной брусок, извлечённый с ледника, где он всю весну пролежал под слоем соломы.

— Я, пока вы по вашим конференциям рассиживаете, эту гавань хорошо успел изучить. Вот и бросательный аппарат из Константинополя прислали, почитай каждый день выходили на апробацию. Аппарат, — пояснил он, — на катере сейчас стоит.

— И что?

— Беглянка ваша сейчас будет принуждена повернуть на пять румбов к весту. Там дальше, — он махнул рукой, — под водой насыпан бутовый камень для продолжения волнолома. Коли не отвернёт, ровнёшенько на него и выскочит. А Тамаровский как раз ему наперерез и выскочит.

Тамаровский — это была фамилия офицера, командовавшего катером.

— Ворочает влево, вашбродь! — отрапортовал сигнальщик.

— Вот видите! Прибавить обороты! — скомандовал Зацаренный. — Сейчас станет от нашего катера уклоняться, тут-то мы его и сгрябчим.