Из дневника С. И. Казанкова
…Вечер выдался тёмен и студён — в Южном полушарии сентябрь, напомню, есть первый весенний месяц. Холодный ветер задувал с зюйд-веста, от ледяных берегов Антарктики, и командир, желая поберечь уголь, велел ставить паруса. Ветер крепчал, заходя к весту; к восьмой склянке мы шли под взятыми на два рифа марселями. В опасении свежей погоды спустили на ночь стеньги и, как стемнело, вынесли на палубу фонари. Команда выстроилась на шканцах. Снасти и блоки поскрипывали над головами под напором усиливающегося ветра, и я всякую минуту ждал, что капитан-лейтенант прервёт торжественную церемонию погребения командой «Все наверх рифы брать!» Начался дождь, и потоки воды со вздутого грот-марселя окатывали наши непокрытые головы.
Согласно традиции, принятой в Российском Императорском флоте, тела погибших, зашитые в парусину, с чушками практических ядер в ногах, водрузили на тщательно обструганные доски. Доски эти были пристроены на шканцах, на специально сооружённом по такому случаю помосте, который в ожидании церемонии прикрыли Андреевским флагом.
Всего досок было пять, по числу покойников. Три матроса, мичман Панюшкин и кондуктор Зуев, умерший уже на борту от ранения пулей в живот.
Цена выполненного адмиралтейского приказа, первые наши потери в этом плавании. Хотелось бы, чтоб последние — но ведь редко какое дальнее плавание обходится без покойников. К тому же не для того мы вышли в океан, не для того ждут своего часа на палубе «Москвы» орудия. Это война.
По сигналу старшего офицера кормовой флаг приспустили до половины. Корабельный батюшка отец Паскевий заученно отбарабанил чин отпевания — ему помогали служки из матросов. Под пение «Со святыми упокой» тела одно за другим подносили вместе с досками к борту и клали на планширь. Два матроса становились у изголовья и брались за углы флага. По звуку горна (особый напутственный сигнал умершему) доску приподнимали, и тело соскальзывало за борт из-под флага. Одновременно назначенный караул вскидывал карабины и производил троекратный залп.
В момент падения последнего тела (это был несчастный мичман) с правой раковины налетел шквал такой силы, что я не разобрал звука удара о воду. На мгновение мелькнула суеверная мысль: тело несчастного юноши не коснулось воды, а, подхваченное ветром, было унесено к месту вечного упокоения…
Церемония подошла к концу. Засвистали сигнальные дудки и под долгожданное «Все наверх, рифы брать», усиленное жестяным рупором в руках Лестовского, матросы разбежались по вантам. Сильно кренясь на левый борт, едва не чертя планширем по гребням волн, «Москва» покидала воды, омывающие мыс Доброй Надежды, оставив по себе недобрую память.
Но это всё в прошлом. Впереди нас, и людей, и корабль, ожидает Индийский океан…