Следствие по-русски-2

— Прежде всего я не хочу унижать подозрением и недоверием невиновных людей, — сказал Зимин. — Я и без этого чувствую себя каким-то мелким негодяйчиком, подозревающим всех и вся и заглядывающим в чужую жизнь. Это мои друзья, и я их люб­лю, а мне приходится постоянно иметь в виду, что каждый из них может оказаться преступником. Подозревать всех, чтобы вычис­лить одного-единственного негодяя... Или не одного... Но самой сутью проверок я оскорбляю всех. Да, они все понимают, все терпят, но мне-то от этого не легче...

— Хорошо. — Я понял, что все доводы здесь бесполезны. — Что он рассказал о том дне?

— Я просил его передать ружье для Лопотова — самому все времени не было собраться да доехать до него. Три дня оно у меня лежало, а тут как раз Оксана по магазинам собралась, а Дорохов у меня сидел — дела кое-какие обсуждали. Вот он ей и составил компанию. Я отдал ему ружье, он провез Оксану по магазинам и на обратном пути заехал к дому Лопотова. Оксана не очень ладит с Димой, она почему-то вообразила, что он недолюбливает се, считая еще одной охотницей за моим капиталом. Я пытался переубедить ее, но не слишком-то успешно... Она не захотела под­ниматься к Лопотову в квартиру и осталась сидеть в машине. Витя взял ружье и понес его к Лопотову...

— Он отдал ему ружье?

— Дорохов говорит, что отдал. Они перемолвились с ним бук­вально парой слов, и Витя пошел вниз. А на втором этаже его уже ждали... Дом старой постройки, даже на лестнице множество коридоров и переходов. В одном из таких переходов и ждал его затаившийся там человек. Он напал со спины и ударил по голове чем-то тяжелым. Шишка у Вити была изрядная, чуть ли не с кулак величиной. Потом его оттащили в темный закуток и бросили там. Когда он пришел в себя и обнаружил, что ни Оксаны, ни маши­ны нет, а на том месте, где стояла машина, лежит куча разбитого стекла, он быстро сообразил, что это значит и чем чревато. Он не стал подниматься к Лопотову за разъяснениями, а побежал прямо ко мне. Вызвал меня по телефону, мы с ним встретились в том месте, где нас никто не мог увидеть, и он все рассказал мне. Мы решили, что будет лучше, если все будут считать, что он ис­пугался и скрылся... Витя доверился мне. Он понимал, каких дел я могу наворотить в ярости, узнав, что он не уберег Оксану, и все равно пришел. И я поверил ему... К счастью, с Оксаной ничего не случилось, — он невесело усмехнулся. — Если в данном случае можно так сказать... Я передал деньги, и ее отпустили. Разумеет­ся, Лопотов попадал под подозрение, и все внимание мы скон­центрировали на нем. Под контролем был каждый его шаг — и во время передачи денег, и во все последующие дни. Но именно этот пристальный контроль и убеждает в его невиновности. Я знаю, как ведут себя виновные люди... Такое ощущение, что кто-то подставляет не одного из них, а двух сразу...

- Святой человек, — вздохнул я. — Я тебе поражаюсь...

— И все же я им верю, — упрямо покачал головой Зимин. — Я их слишком давно знаю, и мы вместе съели не один пуд соли.

— Люди имеют свойство меняться со временем, — сказал я, — как виноградный сок: кто-то превращается в вино, а кто-то в ук­сус... Когда ты собираешься отправить Оксану за границу? — напрямик спросил я.

Зимин на мгновение замешкался, изучающе глядя мне в гла­за, но все же ответил:

— Завтра. Думаю, что теперь нет смысла скрывать это. Я уже подготовил все к ее отправке. Завтра в девять утра она улетает... В безопасное место... А до этого времени я усилил охрану. Твой друг священник тоже ни на минуту от нее не отходит, словно моей охраны недостаточно или же она не профессиональна. Завт­ра, после ее отъезда, я отложу все и займусь исключительно этой проблемой. Я не позволю им выжать меня ни из этого города, ни из этой страны. Я доберусь до них...

— Завтра? — задумался я. — И об этом никто не знает? С ка­кого аэропорта намечен вылет?

— Ржевка, — сказал Зимин. — Только...

— Я понял, понял, — кивнул я. — Значит, Ржевка... Завтра в девять... И об этом еще никто не знает...

* * *

— Ты в этом уверен? — обеспокоенно спросил Разумовский, выслушав меня. — Но это мало реалистично. Охрана будет удвое­на. Все опасные моменты предусмотрены и контролируемы...

— Завтра, — убежденно сказал я. — Этот день — кульминация. За ней последует развязка. И если я не ошибаюсь в своих подо­зрениях, то она никуда не полетит. Произойдет что-то, что отло­жит ее отлет или сделает его невозможным.

— Думаешь, ей грозит опасность?

— Боюсь, что нет...

— Как это понимать? — удивился иерей.

- Зимин любит ее, а ты заинтересован в ее безопасности, выступая в этом деле фактически с ее стороны... Вы — заинтере­сованные лица. А мне до этой девчонки нет никакого дела. Меня интересует суть проблемы, раскрытие преступления.

— Ты... Ты подозреваешь ее? — нахмурился Разумовский.

— Нет, не подозреваю. Я уверен в ее причастности, — заявил я, игнорируя его возмущенный взгляд. — Я в этом убежден. Только тебе и Зимину я ничего доказывать не собираюсь. Это бесполезно.