Следствие ведут знатоки

— Видал? — говорит Ардабьеву. — С чужими кошельками приходят. При себе товар держать нельзя, эти ограбят. А то милиция застукает. Надо прятать. Рассую, рассую, потом вздремну — и опять сюда дежурить. Продал — бежишь отдать деньги… С вечера забалдеешь, чтоб забыться, в полчетвертого три будильника… Тося ушла… Весь день на ногах, как бездомная собака… А способности были, три языка… — Валентинов приостанавливается: его осеняет: — Володя, ты один можешь спасти! Пяток солидных людей подберу, сам буду разносить. Себе да им — раз плюнуть. Как заживем!

Ардабьев отшатывается:

— Я это дело отрезал. Все!

— Ну?! Я просто… преклоняюсь! — Валентинов рад за друга, но со своего плана не сбит. — Ты молодец! Ты, только мне помоги, а? А то околеваю!

Ардабьев вырывает свой рукав из пальцев Валентинова и уходит.

Тот смотрит ему вслед и потом жестом словно стирает с лица надежду.

Парни, зарядившись и повеселев, возвращаются к Валентинову.

— Отец, — говорит коротышка. — Не боишься, что кто-нибудь выследит, куда прячешь?

— Какое умное дерьмо! — глумится в ответ Валентинов. — Против умников средство есть: на десять захоронок две с крысиным ядом. Один я знаю, где что. Валяй выслеживай, нарвешься. Страшная смерть. Боли адские и судороги!

Валентинов изображает мучительные конвульсии.

Туча-тучей приходит Ардабьев домой, молча ложится на диван.

Из кухни на стук двери появляется Вероника. Ардабьев не открывает глаз и не шевелится, хотя слышит ее шаги. Вероника присаживается у него в ногах, испытующе смотрит на мужа. Наконец он разлепляет губы.

— Кажется, я никогда не найду работу…

— Пока это нормально — в твоем случае. Ну-ка вставай! Скажи «Добрый вечер», сними ботинки, мой руки и ужинать!

Ардабьев поднимается, но заразиться бодростью жены ему не удается. «Добрый вечер» звучит грустно, а в передней он переобувается понуро.

— Володя, чем сегодня хуже, чем вчера?

— Валентинова встретил. Помнишь Димку?

Она помнит:

— Который с гитарой. И что?

— Торгует наркотиками… — Жена изменяется в лице, и он добавляет торопливо: — Нет-нет, случайно встретились! На него страшно смотреть.

— Ты испугался, что можешь снова?..

— Лучше покончу с собой!

— Да, — соглашается она медленно. — Тогда это будет лучше.

Телетайп печатает:

«Отдел по борьбе с наркотиками Управления уголовного розыска Казахстана ориентирует ГУВД Москвы о предполагаемом привозе партии анаши и гашиша гражданином Есимгалиевым — он же Умаров, он же Иванов — 18-20-го сего месяца. По имеющимся данным, он намерен воспользоваться прежними каналами сбыта».

Кабинет Знаменского. Томин с Пал Палычем живо обсуждают сообщение. В кабинет заходят Сажин с Курковым.

— Есимгалиев и так далее — поставщик дяди Миши. А прошлый раз продал Снегиреву, — говорит Томин. — И мы не сумели их взять при передаче товара.

— Потому что они не встречались, Паша. Там был фокус с багажной квитанцией!

— Помню. Но вторично нам этого не простят. Что у вас по Снегиреву? — обращается Пал Палыч к Куркову.

— Пока ничего нового.

— Ведь я поручил его вам.

— Да, но потом подключили к нападению на аптеку. Я там днюю и ночую в райуправлении.

— Покажите мне счастливого следователя, который ведет одно дело! Надо уметь параллелить.

Выговор Куркову не нравится, задевает самолюбие.

— Дядя Миша объявлялся? — Вопрос уже к Томину.

— Нет.

— Значит, все-таки его тогда спугнули! Что же это получается, Саша, Есимгалиев везет либо ему, либо Снегиреву, а вы обоих упустили из виду!

— Паша, мы занимались Мордой!

— Саша-Паша, Паша-Саша, друг друга, конечно, можно уговорить…

Звонит городской телефон.

— Знаменский… Где задержали?.. Экспресс-анализ?.. Лады, везите, только без меня не допрашивайте.

Кладет трубку.

— Вот шевелятся люди — и результат.

— Мы тоже шевелимся, — протестует Томин, — Морда оказался очень интересной фигурой.

— Можно одно соображение? — подает голос Курков.

Стук в дверь, входит майор:

— Пал Палыч, генерал просит срочно обзорную справку по нашей бригаде. Взгляните, пожалуйста.

Знаменский просматривает документ на двух страничках. Около одного из пунктов ставит отметку.

— Это исключите, там есть расхождения в показаниях, надо разбираться.

Майор кивает, уходит.

— Слушаем соображение, — обращается Пал Палыч к Куркову.

— Скорее, даже ощущение… — начинает тот.

— Соображение про ощущение, — хмыкает Томин, догадываясь, что камешек готовится в его огород.

В ответ Курков высказывается резче, чем собирался:

— Уровень преступности серьезней, чем мы считаем. Мы все по старинке, этакая сыскная романтика. Пойдем на малину, подружимся с урками, раскроем их злодейские планы!

— Ишь! — сердито изумляется Томин. — Как же, не отработав фигурантов, двигаться дальше?! Повальная облава? «На всех перекрестках поставить турникеты»?

— А ваше мнение? — любопытствует Пал Палыч у Сажина.

— Насчет романтики Коля перегнул. Но я и от других ребят слышал: в среднем мы идем на порядок ниже, чем матерые преступники.

— Паша, никакого уважения к нашим сединам!

Телефонный звонок.

— Знаменский… Ясно. Через пять минут освобождаюсь.

— И что считаете нужным делать? — спрашивает он Куркова.