«Ты мне очень понравился»! Да что это за выражение на хрен? Что оно значит? Синьора довольна оказанной услугой? Товар ее удовлетворил? Десерт от Монтальбано – вкусите райского наслаждения! Мороженому от Монтальбано нет равных! Вам понравятся пирожные от Монтальбано! Отведайте!
Его разобрала злость. Ракеле, видите ли, довольна! Его эта история выбила из колеи. Что между ними было? Просто совокупились, и все. Как кони на сеновале. И он не смог, не сумел вовремя остановиться. Воистину, стоит хоть раз оступиться, и ты всякий раз будешь оступаться!
Почему он дал себя увлечь?
Пустой вопрос. Причина ему отлично известна: страх, пусть неявный, но постоянный, перед проходящими, утекающими годами. Сперва роман с двадцатилетней девушкой – даже имени ее не хочется вспоминать, – а теперь эта история с Ракеле. Жалкие, убогие и тщетные попытки остановить время. Остановить хоть на несколько секунд, в течение которых живо одно лишь тело, а голова погружена в великую пустоту безвременья.
Когда они подошли к своему столику, ужин уже закончился. Официанты уносили приборы, выглядело все довольно уныло, часть софитов выключили. За столиками сидела лишь горстка людей, готовых и дальше отдаваться на съедение комарам.
Ингрид ждала их, сидя на месте Гуидо.
– Гуидо вернулся во Фьякку, – сказала она Ракеле. – Он немного раздражен. Сказал, позвонит тебе позже.
– Хорошо, – безразлично отозвалась Ракеле.
– Где вы были?
– Сальво провожал меня попрощаться с Лунным Лучом.
Услышав «Сальво», Ингрид усмехнулась.
– Выкурю сигарету и пойду баиньки, – сказала Ракеле.
Монтальбано тоже закурил. Курили они молча.
Потом Ракеле встала и поцеловала Ингрид:
– Приеду в Монтелузу завтра днем.
– Как хочешь.
Она обняла Монтальбано, коснулась губами его губ:
– Завтра позвоню.
Как только Ракеле ушла, Ингрид наклонилась через стол, протянула руку и взъерошила шевелюру комиссара.
– У тебя вся голова в сене.
– Может, поедем уже?
– Поехали.
9
В залах оставалось от силы человек десять. Некоторые дремали, развалившись в креслах. Было еще не очень поздно, но, видимо, огненный супчик и тухлая барабулька произвели свое действие: кто отравился, а кто заполучил несварение, так что машин во дворе почти не осталось.
Они прошли триста метров пешком, пока не увидели авто Ингрид, сиротливо скучавшее под миндальным деревом. «Каторжника» поблизости не было видно. Ключ он оставил в дверце.
На полупустом ночном шоссе Ингрид чувствовала себя вправе держать среднюю скорость – не больше ста пятидесяти. Мало того: она обогнала на повороте фуру, когда навстречу летел другой автомобиль. Монтальбано уже мысленно представил себе газетный некролог. Но на этот раз решил не доставлять ей удовольствия и не стал просить ехать потише.
Ингрид рулила молча, сосредоточенно, зажав губами кончик языка, но было заметно, что она не в своем обычном настроении. Заговорила она, только когда вдали показалась Маринелла.
– Ракеле получила что хотела? – резко спросила она.
– С твоей помощью.
– В каком смысле?
– Вы с Ракеле сговорились – видимо, когда переодевались к ужину. Она тебе сказала, что ей хочется – как там говорится – перепихнуться со мной. Ты и отошла в сторонку, выдумав несуществующего Джоджо. Так или нет?
– Да-да, все так.
– Тогда что с тобой?
– Запоздалый приступ ревности, устраивает?
– Нет, не устраивает. Это нелогично.
– Логику оставь себе, у меня голова по-другому работает.
– То есть?
– Сальво, со мной ты строишь из себя святого, а с другими…
– Ты же сама и разрекламировала меня Ракеле, уверен!
– Разрекламировала?
– Ну конечно! Знаешь, Ракеле, десерт от Монтальбано – это нечто, умереть не встать! Попробуй, сама узнаешь!
– Да что за хрень ты несешь?!
Они приехали. Монтальбано вылез из машины, не попрощавшись.
Ингрид тоже вышла и загородила ему путь:
– Злишься на меня?
– На тебя, на Ракеле, на всю вселенную!
– Послушай, Сальво, давай начистоту. Это правда, Ракеле спросила у меня, можно ли ей попытаться, и я отошла в сторону. Но правда и то, что, когда вы остались наедине, она не приставляла тебе ко лбу пистолет, чтобы добиться своего. Она предложила, ты согласился. А мог и отказаться, на этом бы все и закончилось. Так что злись не на меня и не на Ракеле, а только на себя.
– Хорошо, но…
– Дай мне договорить. Я поняла, что ты имел в виду под десертом. Тебе подавай чувства? Хотел объяснения в любви? Хотел, чтобы Ракеле страстно шептала: «Люблю тебя, Сальво. Ты единственный человек в мире, которого я люблю…»? Хотел прикрыться алиби чувств, чтобы перепихнуться и не так давило чувство вины? Ракеле честно предложила тебе… погоди, как это говорится… ах да, бартер. И ты согласился.
– Да, но…
– Хочешь еще кое-что узнать? Ты меня разочаровал.
– Почему?
– Я думала, что с Ракеле ты наверняка совладаешь. А теперь хватит. Прости за прямоту и спокойной ночи.
– Это ты меня прости.
Комиссар дождался, пока Ингрид тронется с места, махнул на прощание рукой, потом повернулся, открыл дверь, включил свет, вошел и остолбенел.
В доме все было перевернуто вверх дном.