Слепое пятно

— Да, только в этот раз без инцидентов.

После этого он выходит за дверь, а я немедленно стягиваю с себя джинсы. Щедрое мокрое пятно от икры до бедра неплохо травмировало кожу. Наверное, я была здесь около получаса. Продрогшие ноги, неприятные мурашки, красный след от холодной воды. Прикосновения вызывают парадоксальные ощущения: напоминают ожог.

Доктор Солсбери стоял у выхода из кабинета, держа в руках черное пальто и телефон.

— Я отвезу Вас домой, — бросает очень недовольный взгляд на мобильный, — такси сейчас не вызвать.

— Это не проблема, — отмахиваюсь рукой, — я постараюсь добежать до метро.

— У Вас влажные волосы и голые ноги. Вы не взяли с собой верхнюю одежду, надеясь на спасение в одной толстовке. Второго зонта у меня теперь нет, а капюшон тут не поможет.

— У меня нет выбора? — поднимаю голову в верх и непроизвольно смеюсь в потолок.

— Я всего лишь озвучиваю оптимальное предложение с наглядными доводами, почему Вам стоит его принять. Однако, решение всегда за Вами.

— Тогда я дойду до метро, — тепло улыбаюсь своим мыслям.

«Буду самым нелепым человеком в транспорте. Из-под толстовки торчит медицинский халат, волосы дыбом, голые ноги в мокрых кроссовках и заплаканные глаза».

— Хорошо, — мужчина кивнул и открыл дверь, приглашая к выходу, — но у меня есть одна просьба.

Я с интересом взглянула на терапевта, ожидая, что он закончит предложение, но тот был полностью сосредоточен на себе до поворота в основной коридор, ведущий в приемную. Здесь он резко остановился.

— Возьмите, — Солсбери протянул мне своё пальто, фиксируя взгляд на моих глазах. — Вернёте в среду на приёме. Ничего не говорите, не высказывайте общепринятых любезностей.

Он резко разжал пальцы и выпустил одежду из рук, отчего я опешила и неумышленно её поймала.

Пока я осознавала происходящее, он без промедлений отправился на улицу. Я не хотела принимать вынужденную заботу о себе, испытывая очередное чувство вины за личную глупость и неосведомленность погодой, но было поздно.

«Нет настроения что-то анализировать, хочется как можно скорее добраться домой и рухнуть в постель».

Во рту пересохло: я неприятно поёжилась, вспомнив, что кулер находится у стойки той самой ревнивицы-администратора.

«В следующий раз буду соглашаться на чай. Надеюсь, что у неё хватит ума не так явно пожирать меня глазами».

Она сидела на кресле, запрокинув одну длинную ногу на другую. В руках лежал небольшой переплет мемуаров гейши и, кажется, сейчас администратору было не до меня. Её рабочая услужливость закончилась на моменте, когда Солсбери прошелся со мной по коридору. Я набрала половину пластикового стаканчика, как вдруг она подала голос: надменный, настоящий, знающий себе цену.

— Знаете, что такое этический кодекс терапевта? — от утренней миловидной блондинки, что кокетливо щебетала с каждым пациентом, больше ничего не осталось.

Я сделала неторопливый глоток, не разворачиваясь в её сторону. Для полного счастья не хватало только беспричинно выяснить отношения.

«Пожалуйста, замолчи. Давай сделаем вид, что ты не сбрендила и ничего не говорила. Я забуду об этом странном инциденте, а в пятницу ты просто позвонишь подтвердить запись».

— Понимаю, такое бывает: он — умный и интересный мужчина, умеет слушать и говорить по делу. Возможно, при других обстоятельствах, всё могло быть иначе. Но здесь, — она довольно усмехнулась, — Вы всегда будете его пациентом, а он — Вашим лечащим врачом.

— Мисс, — я кинула стаканчик в урну и неторопливо повернулась в её сторону, — не знаю, как Вы получили должность в клинике, где Вам самой требуется немедленная помощь. Оставьте свои фантазии при себе, если не хотите лишиться работы.

Я натянула самую фальшивую улыбку из своего арсенала и накинула на плечи пальто доктора. В её глазах сверкнуло удивление: она узнала эту вещь и на секунду задержала дыхание.

— Хорошего окончания смены. Увидимся в пятницу, не забудьте мне позвонить для подтверждения записи.

Я видела, как гнев закипал под её сияющей кожей. Недосказанность душила: она безумно хотела ответить, но не успевала подобрать нужных слов.

И я не собиралась их ждать.

Всю дорогу в голове крутились мысли о произошедшем в кабинете: эмоции — они захлестывали меня и бросали в разные крайности, напрочь сносили и топтали остатки самоконтроля. С окончанием сессии всё вернулось на свои места: я выбираю, что и когда мне чувствовать, говорить и делать.