Слепое пятно

Ещё пройдусь щеткой по дивану и ковру, ведь как-то этот аромат можно убрать».

Пять лет назад.

Визажист цепляла на мои слабые пряди длинные волосы на заколках. Миссис Моретти сияла, наблюдая за преображением: на моей коже ещё никогда не было такого количества косметики, блесток и теней.

В зеркале от старой меня остался только взгляд, из-за которого будущая свекровь сходила с ума: нескончаемые вопросы о самочувствии, вечные нотации про недосып и плохую пищу. Она думала, что всё это — причины, по которым мои глаза не блестят.

«Я терплю это только ради Мика. Он любит своих родителей, а я люблю его. Свадьба пройдёт, и она, наконец-то, отцепится».

Вторник. Сейчас.

Квартира стала похожа на свою хозяйку: здесь было пусто, но чисто. О том, что здесь кто-то жил, свидетельствовал только уже въевшийся в стены запах сигарет.

«Теперь в душ, и к Солсбери».

* * *

Блондинка удивлённо вскинула брови и резко усмехнулась, увидев меня на пороге клиники.

— Вы прислушались и сменили терапевта? — облокотилась на стойку локтями, демонстрируя собственное превосходство.

— Вы всё ещё не поняли, что не имеете права так со мной разговаривать? — холл был пуст, ни одного пациента в ожидании приёма.

— Я просто интересуюсь, — она подняла ладони, состроив невинную гримасу с театрально преувеличенным морганием, — извините.

Солсбери не заставил себя долго ждать: пришел за пять минут до одиннадцати и осторожно уперся в мою спину дверью.

— Мисс Магуайр, не лучшая идея стоять в проходе. Не все так бережно открывают дверь и ожидают кого-то встретить.

Я отошла в сторону и коротко кивнула в знак приветствия, протягивая ему пакет со вчерашней одеждой. Изумление на лице администратора било все рекорды, она явно не ожидала его увидеть.

— Доброе утро, Джессика, — спокойно проговорил терапевт, расписываясь в журнале приёмов.

— Доброе, — неуверенно проронила девушка, — Вы же не работаете по вторникам.

— Неотложные дела, — он любезно ей улыбнулся и отложил ручку, кивнув мне в сторону кабинета.

* * *

Запах разряженного воздуха, свежесть и чистота — ничего лишнего. Отставив в сторону принесенный мной пакет, он первым делом закрыл окно.

— Я весь внимание, — снял серое пальто, повесив на спинку кресла.

«Все вчерашние мысли, которыми мне было необходимо поделиться, как на зло, испарились».

— Что вчера случилось? — вольно сел в кресло, задерживая взгляд на моем лице.

— Мой… — в горле запершило — я не была готова рассказывать о Брайане, но понимала, что должна, — мой любовник.

Солсбери заинтересованно склонил голову, протянув мне стеклянную бутылку газированной воды.

Два года назад.

Дикий мороз всё глубже проникал под кожу — я не могла успокоиться после произошедшего в ванной. Боль заполняла всё нутро.

— Так нельзя, — судорожно повторяла себе, осторожно поглаживая следы от укусов на шее и синяки на запястьях. Слёз не было, возможности дышать полной грудью тоже.

Стук в дверь. Он открывает её и виновато смотрит на меня. Без разрешения заходит внутрь и резко встает на колени у моих ног. Крепко обнимает их и долго, неразборчиво, шепчет в колени.

— Прости меня, — нежно целует место синяка сквозь термобелье, — я не мог, не должен был.

Мне очень горько и обидно, но его извинения кажутся такими искренними.

Я верю его раскаянию, прощаю и мягко обнимаю за плечи. Он ещё долго стоит у кровати в том же положении, стыдясь встречаться со мной взглядом. Держит ноги в объятиях, виновато целуя все места, которых грубо касался.

Вторник. Сейчас.

На скулах психотерапевта проступили желваки. Взгляд стал тяжелее, но вместо слов он просто откидывается подальше в кресло.

— Продолжайте, — без эмоций просит мужчина, выдавая себя только тёмными сочувствующими глазами.

— Не нужно, — выставляю руку вперёд и качаю головой. — Не смотрите на меня так, не смейте. Не нужно меня жалеть: давать свое пальто из-за того, что я не позаботилась о себе. Смотреть на меня так, словно я не самый грязный человек на свете. Я изменила своему бывшему мужу в браке, помчалась на Северный полюс, когда нашему ребёнку не было и года.

— Почему молчали и рассказали только сейчас? — губы дрогнули в лёгкой улыбке.

— Вы не нашли вопроса получше? Серьёзно, почему? Может, потому что мне стыдно? Больно говорить? Тяжело вспоминать? Может, потому что больше всего на свете я хочу это забыть? Или, может, потому что это напоминает мне о том, какое я дерьмо и как сильно себя ненавижу? — тихий смех, жгучая дыра внутри и новая порция боли на коже подвздошной кости: хочется плакать, вот только слёз нет.

Он молча наблюдает, и меня несёт дальше, в самые густые дебри из острых шипов.