Скатываюсь вниз по дверце шкафа и обнимаю свои колени, пряча в них измученные глаза.
Слезы текут по щекам.
Два года назад.
Ночное небо озарял зеленый свет вперемешку с фиолетовыми, яркими красными и белыми огнями. От красоты увиденного перехватывало дыхание. Мороз давно перешел за черту тридцати градусов, отчего открытые щёки по-детски жгло.
Сияние переливалось: танцевало свой собственный, никому необъяснимый и непонятный, магический танец. Звезды были похожи на маленькие капли белой акварели, небрежно брошенные на эскиз начинающего художника:
— Моретти, — цокнул брюнет, громко хрустя снегом под ногами, — почему без балаклавы?
Он снял свою, грубовато надев её на меня.
— Смотри! — указываю пальцем в небо и восторженно кричу, подскакивая на месте.
— Ты никогда не видела падающих звезд? — не проворачиваясь к причине моей детской радости, спрашивает брюнет.
— Н-не… — я не успеваю договорить, как он роняет меня на снег, резко падая рядом, — что ты творишь?
— Будем смотреть, — смеётся мужчина, мягко подтягивая меня к себе.
Теперь я лежу на его плече.
Балаклава хранит его необычный запах вишни с горькой полынью. Непонятного рода электричество растекается по всему телу, меня держит приятный мандраж, а на небе горит россыпь звезд,
Сейчас. Понедельник.
Ноющая боль в затылке не собирается успокаиваться. С одной стороны, это хорошо: я не слышу злобных криков человека по ту сторону двери, но меня волнует и другая.
Трясущейся рукой подношу пальцы к волосам и сразу ощущаю неприятную, ещё влажную липкость. Неуверенно возвращаю ладонь к себе, замечаю кровь на подушечках. Набираю полную грудь воздуха и хочу встать, умыться и обработать рану, но сил катастрофически не хватает.
Ложусь на холодную плитку, стараясь не встречаться глазами со своим отражением.
Два года назад.
Он аккуратно приподнимает край балаклавы наверх, оголяя мои губы и подбородок. Ветра нет, но мороз сразу же оседает на нежных тканях эпителия.
Мы неотрывно смотрим друг на друга, безымянный палец
Пододвигается ко мне поближе и мягко целует сначала одну, а потом другую губу. Так невесомо, как будто спрашивая разрешения своим уже совершенным действием. Я нежно обнимаю его за волосы и притягиваю к себе. Наши языки встречаются, и мы долго целуемся, наслаждаясь каждой секундой происходящего.
Понедельник. Сейчас.
Он наконец-то устал избивать дверь, хотя в голове до сих пор шумел глухой отзвук ударов. Затылок продолжал ныть, я боялась пошевелиться.
— Ты знаешь, — пугающе спокойно сказал мужчина, — я никогда
не приму отказ.Сердце пропускает пару ударов, а после норовит выпрыгнуть из груди с новой силой. В горле тревожно першит, словно вся трахея забита царапающим песком под завязку.
Сдерживаю кашель изо всех сил.
Так сильно боюсь, что он услышит моё состояние и продолжит эти истязания.
Переворачиваюсь на живот и закрываю рот ладонью, всем весом прижимаюсь к полу, чтобы сдавить губы сильнее. Слёзы капают на пол, смешиваясь с редкими каплями крови.
— Ещё увидимся, птичка, — едко бросает мужчина, в последний раз ударяя по двери с ноги.
Шаги удаляются прочь.
Через пару минут дверь подъезда громко хлопает. Я убираю руку и тут же разражаюсь безмолвными всхлипами.
Трясусь на керамогранитном полу, неуверенно обнимая себя за колени.
Два года назад.
— Птичка, — он нежно обнимает меня за талию в ванной комнате, осматривая наш союз в зеркале, — будь хорошим участником экспедиции и не болтай лишнего. Сплетни нам ни к чему, согласна?
— Да, — соглашаюсь я, тогда ещё не подозревая, что будет скрываться за его, казалось бы, адекватной просьбой.
— Смотри, — кусает меня за ухо, запуская ладонь в мои волосы и чуть оттягивая их назад, — как мы хорошо смотримся.
Он крепче прижимает меня к себе, бесцеремонно задирая флисовую чёрную кофту.
—
Брайан просто крепче сжимает мою талию и резко толкает в сторону раковины.