Слепое пятно

Мне не хотелось вставать с кровати. Я перестала есть и интересоваться чем-либо, кроме сна. Изредка просыпаясь, первым делом осушала бутылку воды. Вторым — шла в туалет, смотрела на измученную себя, и снова ложилась в кровать. Мама всё время приносила еду, но та не вызывала ничего, кроме раздражения. Она постоянно боялась. Так много плакала и пыталась помочь. Даже пробовала что-то предпринимать, но без моего участия это было бессмысленно. В дни, когда маме было особенно страшно, она ложилась спать вместе со мной, осторожно обнимая хрупкие плечи.

Говорила, что я обязательно выберусь. Читала сказки, гладила по волосам, нежно целовала в темечко. Она ни разу не позволила себе опустить руки или впасть в истерику. Мама преданно верила в меня, проявляя огромное количество любви и заботы. Она терпеливо ждала, когда её дочь вернётся к жизни.

Прошло два месяца с того времени.

Это был один из дней, когда мама спала рядом. Худая рука аккуратно обнимала моё тело, как вдруг дом пронзил неожиданный звонок. Это было неприлично раннее утро: то самое время, когда солнце ещё не вышло на небосвод, но тусклые бездушные оттенки уже освещали комнату. Мы неторопливо открыли глаза и неуверенно переглянулись. Стало понятно, что никто из нас не ждал гостей на стыке четырех и пяти утра.

Однако трель вновь заиграла, громко взывая к двери. Мама что-то буркнула себе под нос и поплелась в холл. Мы жили в частном районе, и я знала, что сюда точно не притащит каких-то маргиналов, поэтому просто провалилась в сон.

«Наверное, какая-нибудь особенная доставка. Подарок для мамы, заказное письмо, очередной наглый журналист».

Теплые руки нежно поглаживали мою талию, поднимаясь выше к рёбрам. Длинные пальцы мягко перебирали по косточкам, словно пытались наиграть мелодию на фортепиано. Кончик носа рисовал на шее причудливые узоры, горячее дыхание обжигало.

Сначала я думала, что сплю. Причудливые сны не были редкостью в моих реалиях, но в них почти никогда не происходило ничего хорошего.

Я решила проснуться, пока не поздно и, открыв глаза, обомлела. Мужская изящная ладонь с маленькой рваной родинкой мягко обнимала меня. По цвету и форме она напоминала капельку утреннего эспрессо, что небрежно попала на светлую кожу.

— Этого не может быть, — едва слышно выдавила я, немедленно повернувшись к нему лицом.

Понедельник. Сейчас.

На моем лице играла мечтательная улыбка. Я любила это воспоминание всем сердцем. Тот день вытащил меня из непроглядной ямы бесконечной боли и самобичевания.

— Передо мной лежал Микеланджело. С его детской улыбкой, ясными голубыми глазами, золотистыми волосами и такой тёплой кожей.

— Это было реальностью или наваждением? — уточнил доктор Солсбери.

— Разве Вы не считываете такие вещи по лицу? По моей улыбке не понятно, что это было на самом деле? — я не хотела ему грубить: даже не думала, что ответ прозвучит так резко.

— Мне необходимо увидеть весь спектр Ваших эмоций, мисс Магуайр. Сейчас я в полной мере увидел раздражение, — с лёгкой улыбкой произнес мужчина и что-то быстро внес в блокнот, — продолжайте.

«Он специально вывел меня на такой ответ? В вопросе не было ничего оскорбительного. Почему я так отреагировала?»

— Мы много обнимались, целовались, разговаривали и плакали. Я думала, что забыла его голос. На самом деле, просто скучала. Кажется, мы провалялись часов пять: бесконечные диалоги обо всём. Слёзы искупления, неприлично громкий смех, все невысказанные фразы и скрытые ранее эмоции. Так много всего было в тот день. Я снова начала дышать полной грудью, а он снова спас меня.

Семь лет назад.

Мы прыгали с темы на тему, ни одну из них толком не заканчивая. Как будто в нас поселился страх не успеть что-то рассказать. Мы уже знали, каково это — терять друг друга и больше не иметь возможности что-то изменить. У нас был второй шанс.

— Почему ты постоянно сбегала от меня в экспедиции? — это был самый интересующий для Микеланджело вопрос.

— Я не хотела, чтобы ты причинил мне боль. Мои отношения развалились в базовом лагере. Ты же помнишь: мне изменили в день годовщины смерти отца, оставили в одиночестве наперевес с таблетками и моими демонами. И ты, со всей своей заботой и добротой, был моей потенциальной угрозой.

— Я бы никогда не сделал тебе больно, — он прошептал это тихо и твердо.

Мне хотелось съязвить и пошутить, сказать что-то в духе обычной себя, но Микеланджело никогда не заслуживал этих колкостей. Он сделал всё, чтобы вызвать доверие, которое ни разу не подорвал. Моретти всегда был рядом, когда был нужен хоть кто-то. Он всегда приглядывал за мной.