Слепой стрелок

— Так, давайте по пунктам. Ещё до выхода в локацию включаете запись, сейчас скину лучший вариант, который есть в сети, — Берта говорила сжато, деловито, и Ит поневоле начал улыбаться. Он любил, когда Берта ведет себя — вот так. Когда у неё пошел результат, и она собрана, как кошка перед прыжком. Сейчас она сжата, как пружина, потом пружина распрямится, и… — Ит, ау, не расслабляйся там. До входа включаете арию, и ставите её в закольцованный режим. Входите, смотрите результат. Скорее всего, если наше предположение верно, вы сумеете выиграть хотя бы полчаса от общего времени цикла локации. Понял?

— Понял, понял, — покивал Ит. — Хорошо, сделаем. Как вам только такое пришло в голову?

— Эри пришло в голову, — Берта чуть сбавила тон. — И правильно, что пришло. Этот маркер запросто может сработать определяющим, и повлиять на локацию в целом, ведь не просто так там звучал сперва фрагмент, а потом и вся ария целиком, в кабине.

— Хорошо, — Скрипач тоже улыбнулся. — Думаю, вы правы. Только давайте это уже утром, ладно? Мы за сегодняшний день прошли это всё четыре раза, и сейчас нам лучше выспаться, чтобы потом, на свежую голову…

— Разумеется, утром, время — час ночи, — Берта покачала головой. — Когда пойдете, попробуйте кинуть нам прямую трансляцию вашего забега с музыкой, если Альтея позволит.

— Попробуем, но обещать не будем, — ответил Ит. — Хотя да, прямая трансляция — это было бы неплохо.

— Всё, до связи, — Берта, наконец, тоже улыбнулась. — Очень надеюсь, что у нас в этот раз всё получится.

— Должно, — кивнул Скрипач. — Просто обязано, я бы сказал.

19 Изнутри

— Вы не волнуйтесь, — Скрипач ласково, насколько это было возможно, улыбнулся. — Мы вас не обидим.

Она не ответила, только, кажется, еще сильнее вжалась в стену кабины, да костяшки пальцев на обеих руках побелели от напряжения, потому что одной рукой девушка вцепилась, что есть сил, в поручень, а второй — в рукоятку носилок.

— Мы просто хотели поговорить, — продолжил Скрипач. — Видите? Мы стоим тут, и просто разговариваем. Без вашего разрешения не сделаем ни шагу. Клянусь.

— Только поговорить? — переспросила она. — И всё?

— А нужно что-то ещё? — спросил Ит.

— А разве нет? — спросила она с легкой растерянностью.

— Ну… не знаю, — Скрипач пожал плечами.

— Страшно, — вдруг сказала она. — Господи, как же страшно.

Лицо её, и без того бледное, сделалось едва ли не серым, зрачки расширились. Она учащенно, неглубоко дышала, и смотрела сейчас куда-то за их спины — Ит оглянулся, и обнаружил, что стоят они, оказывается, у запертой задней двери кабины.

Но…

Кабина сейчас выглядела дико — потому что размером она была примерно как физкультурный зал в какой-нибудь школе. При этом пропорции предметов сохранялись адекватными, но пространство между функциональными, или, если угодно, настоящими вещами заполняли сейчас элементы, которые… Ит задумался. Безусловно, это было что-то техническое, что-то, вроде бы являющееся частью машины, но при том — абсолютно алогичное и абсурдное. Угол, в котором сидит девушка, например. С одной стороны находятся носилки, на которых лежит тело… это тема для отдельного исследования, пожалуй, это мы пока оставим. Итак, угол. Справа от девушки — носилки с телом, слева — искореженная выстрелом, заклиненная дверь машины, а вот дальше… дальше начинается стена, которая состоит из всего подряд. Это и детали двери, и куски стекла, словно бы вырастающие из металла, и держатели, в которых находятся фрагменты кислородных баллонов, куски кофров для медикаментов, далее появляется еще один кусок двери, потом почему-то участок пола кабины, непонятно каким образом оказавшийся на стене; ещё дальше — окошечко в кабину водителя, крошечное, руку не просунешь, с разбитым стеклом, снова полки, снова куски и детали оборудования, вырастающие прямо из стены. Потолок в кабине низкий, и, по идее, лампа внутреннего освещения должна быть одна, но ламп несколько, они раскиданы по потолку без всякой системы, часть из них светит пусть и в полсилы, но ровно, часть — мигает, словно подача питания на них то и дело прерывается.

Ну и сама девушка, конечно. Она выглядит крошечной, потерянной, и всё равно, её отлично видно в углу кабины, то есть прячется она зря, потому что прятаться здесь, по сути, негде. Выглядит… пожалуй, невзрачной. Совсем невзрачной. Негустые светлые волосы, забранные в растрепанный хвостик, белесые брови, маленькие глаза невнятного цвета — то ли серые, то ли болотные. Одета в форму, точнее, в форменную рубашку, брюки, и берцы. И рубашка, и брюки перемазаны чужой кровью, и руки в крови, уже подсохшей, и щека. Кажется, она поправляла испачканной рукой волосы, из хвостика выбилась прядка. На лице — не просто страх, нет. Это отчаянный, инфернальный ужас. Безнадежность. Полная и абсолютная.

А еще в кабине звучит музыка. Тихо, но вполне различимо. Та самая музыка.

— Вас ведь Варвара зовут, да? — спросил Скрипач.

— Д-да, — она кивнула. — Варвара. Варя Агапова. Говорите тише, иначе они услышат.

— Кто — они? — спросил Скрипач с подозрением.