— Тени, — она отвернулась. — Вон же, разве вы не видите?
Взгляд её был обращен сейчас к фрагменту окна кабины; окна, входящего в стену под каким-то очередным немыслимым углом. Стекло, впаянное в металл.
— Туман, — сказала она шепотом. — Туман, и тени в тумане. Они идут за мной. Идут за мной.
На Ита и Скрипача девушка больше не смотрела.
— Варя, скажите, как вы оказались здесь? — спросил Ит. Этот вопрос был в данной ситуации начисто лишен смысла, но Варвара, против ожидания, ответила.
— Как-то оказалась. Я не знаю. Не помню. Я должна быть здесь, но там же тени, и мне надо прятаться. Они поймут.
— Что поймут? — нахмурился Скрипач.
— Где я. Они узнают, где я.
Скрипач посмотрел на Ита, тот едва заметно пожал плечами.
— Варвара, а вы знаете, где находится это самое «здесь»? — спросил он.
— Нет, — ответила она без особой уверенности. — Но мне кажется, вы должны это знать.
— Почему? — спросил Скрипач.
— Ну, потому что вы — это они, наверное…
Музыка сработала. Причем так, как не ожидал вообще никто. Потому что попали они в кабину, минуя все предыдущие проходы. По словам Альтеи, локация кардинально изменилась, и теперь представляла собой эту самую кабину, которая занимала всё пространство. Той части локации, по которой они ходили раньше, больше не существовало.
При первом входе контакта не получилось, потому что девушка, сидящая в углу, рядом с носилками, говорить с ними не пожелала, точнее, она закрыла лицо руками, и замерла, начисто игнорируя обращенные к ней вопросы. Второй вход дал результат уже получше — она назвала своё имя, но после этого замолчала снова. Сейчас, во время третьего входа, и получился этот несуразный диалог, смысл которого, если вдуматься, сводился пока что к нулю. Но уже хоть что-то, хоть так. Она хотя бы не молчит. Нужна какая-то иная тактика, говорила Берта, просматривая записи предыдущих входов. Думайте. Ищите варианты.
— Мы — это кто? — спросил Скрипач с интересом.
Она слабо пожала плечами.
— Я не знаю, — голос упал до шепота. — Вы похожи, очень. На мои сны. А как это называется, я не знаю.
Ит присел на корточки, знаком приказав Скрипачу сделать то же самое. Так они оказывались на одном уровне с девушкой, и давали ей понять: мы не опасны, мы вообще сидим, и нападать не собираемся.
— Мы как-то называемся? — поинтересовался Скрипач. — Вот непосредственно мы, двое?
— Ну да, — она, кажется, немного расслабила руки, но всё ещё продолжала держаться за поручень и за носилки. — Вы должны как-то называться. Но я не знаю, как.
— Ясно, — покивал Ит. — То есть вы знаете что-то про нас двоих?
— Нет, по-моему, не знаю, — она покачала головой. В голосе у неё появилась неуверенность. — Я знаю, что вы есть. Что вы должны быть. И некоторые другие знают, вроде бы. Наверное.
— Другие кто? — не понял Скрипач.
— Ну, другие, — она снова пожала плечами. — Разные другие люди. Или они не люди?
— И тени знают? — уточнил Скрипач.
— Может быть, — она подняла голову. — Откуда мне знать, о чём знают тени. Но как вы попали сюда? Здесь же закрыто. Они заперли меня в машине. Я просила не запирать, но разве меня послушают… Как вы вошли?
— Понятия не имеем, — признался Ит. — Сперва заиграла музыка, а потом мы оказались здесь. Сейчас тоже играет музыка, — добавил он. — Та же самая. Откуда здесь музыка, Варя?
Кажется, этот вопрос попал в точку — потому что девушка слабо улыбнулась, едва заметно, и ответила:
— Я попросила. Они сказали — одну твою песню, только одну, в сборник. Они не хотели, ругались, но на одну я их уговорила.
— Кого? — Скрипач прищурился.
— Ну, их, — она, наконец, отпустила поручень, и слабо махнула рукой. — Их, двоих. Водителя и врача. Они слушали другую музыку, я такую не люблю.
— И что же они слушали? — с интересом спросил Ит.
— Шансон, — она поморщилась. — Слишком просто, и голоса некрасивые. И темы неприятные. Я не люблю шансон. А они не любят оперу. Но я упросила добавить одну песню, которая нравится мне. Они согласились на одну.
— Шансон может быть весьма приятным, — заметил Скрипач. — Смотря кто поёт.
— Не может, — упрямо ответила девушка. — Он некрасивый. Грубый. Голоса пошлые, злые какие-то. И без техники, только и могут, что орать и хрипеть. Это плохая музыка. Без души.
— Ну, другие люди чувствуют там душу, наверно, — заметил Скрипач. — Но тут вам лучше знать, конечно. Мы не очень разбираемся в музыке, а вот вы, видимо, в ней понимаете. Да?
Она пожала плечами, на лице её появилась тень сомнения.
— Кажется, да, — сказала она без особой уверенности. — Не помню. Я люблю хорошую музыку. Оркестры… вы знаете, что бывают очень разные оркестры, которые работают с оперными певцами? Они отличаются. Разное качество инструментальных групп, разные дирижеры. Я умею различать оркестры на слух. А вы умеете?
— Нет, — покачал головой Ит. — Мы не умеем. А кто вас научил слушать музыку, Варя? Или вы сами?
— Нет, я не сама, — она глянула куда-то в сторону. — Мама. Она научила. Она умеет слышать музыку, мне до неё далеко. Чтобы слышать, нужен талант, а у меня его нет. У неё есть. Жалко…
— Что жалко? — не понял Скрипач.