Слезы черной вдовы

- А если бы ты была под дурманом морфия и не отдавала отчета своим действиям? Находясь под одной с ним крышей. Тогда?

- Ты думаешь… это он меня опоил?

Светлана, пытаясь осмыслить сказанное, уставилась в противоположную стену.

- Боже…

А потом вовсе закрыла лицо руками и сжалась в комок. Кошкин попытался, было, ее обнять, не зная, как успокоить словами, но она резко отшатнулась:

- Не тронь меня!… Не теперь.

Кошкин не ожидал, право, что она так это воспримет - наверное, следовало говорить более осторожно.

- Он был убит в ту же ночь, когда ты впервые приняла эту отраву. Он не успел ничего сделать, - добавил только Кошкин.

Светлана же, казалось, не слышала, и Кошкин снова не знал, как ей помочь. А после стало еще хуже, потому как Светлану осенило вдруг:

- Господи Боже… а ведь я обвинила в этом Надюшу. Я столько ей наговорила…

И она, словно в трансе, поднялась и направилась к стулу, на спинку которого были накинуты ее платье и нижние юбки.

- Я должна одеться, - не глядя на Кошкина, молвила она, - мне нужно вернуться в Горки… тотчас.

На прощание Кошкин хотел поцеловать Светлану, но она как-то неловко отвернулась, подставив лишь щеку. Мыслями она была уже далеко от него. Проводить себя на вокзал она тоже не позволила.

Глава XXXIII

У Кошкина и самого была уйма дел на службе. История с кокаином все не давала ему покоя - а спросить у Светланы прямо он так и не решился.

Вариантов было немного. Или кто-то - истинный убийца, вероятно - подсыпал порошок с непонятной для Кошкина целью, или же… все Светланины слова от первого до последнего - ложь. А Кошкин, соответственно, осёл, которому место в богадельне, а не в полиции. Разумеется, куда привлекательней для него была первая версия. Но отчего тогда подсыпали кокаин, а не тот же морфий?! Морфий в банке с травами и морфий в кулоне - это было бы, по крайней мере, логично. А так… сам собою напрашивался вывод, что сделали это два разных человека. Не зависимо друг от друга и, возможно, с разными целями.

Желая скорее прояснить этот вопрос, Кошкин ни свет ни заря уже искал в здании департамента полиции Девятова, чтобы тот взглянул на осколок таблетки: тот в лекарственных средствах разбирался куда лучше.

- Ну да, вроде морфий, - предположил тот, разглядывая новую улику через лупу. - Форма похожа. Точнее, разумеется, после анализа скажу, но это не скоро.

- А кокаином, к примеру, это быть не может?

- Кокаином? - удивился тот. - Сроду не слышал, чтобы кокаин выпускали в таблетках. И почему именно кокаин?… Это что - по делу нашей Черной вдовы?

Кошкин шумно вздохнул, борясь сам с собою. Нужно ли рассказывать Девятову о новых фактах? Ведь теперь, кажется, очевидно, что Хелена Зойдель на роль подозреваемой тянет гораздо больше Светланы!

И он решился:

- Раствором из этих таблеток опоили Раскатову в ночь убийства графа и Леона Боровского. Понимаешь? Если даже и застрелила их она, то будучи в беспамятстве, не отдавая себе отчета… А еще вероятнее, что она вошла в ту библиотеку уже после убийства.

Девятов, к удивлению Кошкина, не стал спорить в этот раз и, хоть и не согласился с версией сходу, но будто бы над нею размышлял. Кошкину это лишь добавило уверенности:

- Кстати, где тот револьвер, из которого их убили? У меня относительно него возникла одна мысль.

- Револьвер? Там… в шкафу с прочими уликами, - он указал кивком головы.

Кошкин, повернувшись, торопливо начал искать. Снова его взгляд упал на пожелтевший номер газеты, что выпускал Шелихов, а вскоре он уже держал в руках старенький Смит-Вессон - тот самый. Исцарапанный, с деревянной потрескавшейся рукоятью и заедающей рамкой.

- Я тут подумал, - бодро продолжил Кошкин, пробуя открыть раму, - что револьвер, скорее всего, купили с рук специально для убийства. Уж больно неухоженный у него вид для фамильного, не находишь?…

Но Кошкин осекся, когда вновь обернулся к Девятову. Тот по-прежнему стоял на своем месте, но теперь лицо его было бледным и крайней решительным, а в руке он держал направленный на Кошкина револьвер.

Молнией в мозгу Кошкина пронеслось, что хоть он и сам взял оружие, но старенький Смит-Вессон, разумеется, не заряжен. Тогда он медленно, глядя в глаза Девятову, убрал сверток с револьвером за пазуху - пригодится - и потом только спросил, как мог спокойнее:

- Девятов, ты чего? Белены объелся?

Боевой наган Кошкина покоился в кобуре на поясе, но пускать его в ход он отчаянно не хотел. Впрочем, заметно было, что и Девятову нелегко целиться в бывшего товарища.

- Степан Егорыч, ты сам во всем виноват, - через силу сказал он. - Ей-Богу, не хотел я, чтобы все так далеко зашло… ты всегда подчинялся Шувалову, не задумываясь - что ж в этот-то раз тебя Раскатова так скрутила?!

- Так это ты подсыпал в кулон порошок… - заключил Кошкин, и многое разом встало на свои места. Девятову и впрямь было сподручнее всего это сделать. - Неужто и убийства твоих рук дело?

Он сделал шаг к Девятову.

Рискованно, но Кошкин был уверен, что тот не выстрелит: в здании полно полицейских, на шум тотчас сбегутся. И Девятов действительно лишь сам отступил назад, крикнув: