Слезы небес

Через полмили я уже выжимал 160 миль в час. Вскоре мой «Корвет» и «Додж» уже приближались к повороту дороги у скал. На такой скорости никто из нас не мог вписаться в поворот. Но если «Додж» все-таки проскочит, считай, что он для меня потерян. В этом случае мне его уже не догнать. У меня был один-единственный шанс – когда перед самым поворотом он слегка сбросил скорость. Я в буквальном смысле сидел у него на хвосте, подгоняя его вперед, в расчете на то, что он окажется у поворота на максимально возможной скорости. Я знал: из-за тонкого слоя песка, который постоянно приносил с пляжа ветер, дорожное полотно там будет скользким.

Он приблизился к повороту на скорости 120 миль в час. Его тотчас слегка занесло, однако он сумел вырулить. В этот момент я понял: за рулем профессионал. Сняв ногу с педали газа, он сбросил скорость, давая машине возможность въехать в мягкий песок на обочине дороги, что спасло его от дальнейшего юза. На остаточной скорости он проехал по песку и вписался в поворот. Если только он не нажмет на акселератор, он вскоре окажется на другой стороне, где вновь включит на полную катушку двигатель и будет навсегда для меня потерян.

Где-то посередине поворота я понял: или сейчас, или никогда. Резко вырулив на левую полосу, я пошел перпендикулярно «Доджу» в тот момент, когда тот вышел из юза. «Додж» уже обогнул поворот и уже собрался лечь на прямой курс, когда я на скорости более ста миль в час врезался ему в бок.

Сидя в ресторане, Элли услышала грохот. Однако, в отличие от тягача Джейка, в наших баках не было столько бензина, чтобы за столкновением последовал взрыв. Лишь лязг и скрежет покореженного металла.

«Додж» налетел на скалы и начал переворачиваться. Как и мой «Корвет». Не знаю, сколько раз мы оба перевернулись, но, слава богу, я был жив. Когда мы оба остановились, то оба лежали на берегу вверх колесами по другую сторону от скал. Под нами плескались волны. Когда очередная волна захлестнула меня, я понял: если я не выберусь из машины, то захлебнусь.

Я отстегнул ремень, выкарабкался из машины и на ватных ногах стоял на берегу, стараясь унять головокружение и сфокусировать зрение. Увы, возникла одна проблема. Когда вы всю свою жизнь пытаетесь вернуться на путь истинный, вы непременно вляпаетесь в какое-нибудь новое дерьмо. Которому на все наплевать. Ведь на то оно и дерьмо. Ему так привычней. И оно как будто нарочно задалось целью помешать вам вернуться на путь истинный.

Но последние несколько лет я старался, как мог. Делал к этому шаги. Держал себя в руках. Пытался никому не причинять зла. Увы, все мои благие намерения пошли прахом на песчаном берегу, когда из «Доджа» вылезли два громилы и направились в мою сторону. Мне не хотелось делать им больно, но я не хотел, чтобы они делали больно мне. Но перед такими, как они, доводы разума бессильны.

В общем, выбора они мне не оставили. И спасибо американской армии. Я был спец по части поединков на песчаных пляжах. Полиция прибыла через двадцать минут. Увидев на берегу два бездыханных тела, а в моей руке окровавленный нож Хуана Педро, стражи порядка тотчас арестовали меня.

Глава 40

Подробности всплывут в суде. Три иностранца-нелегала, подручные Хуана Педро, попытались похитить Габи и Каталину и вернуть их в Мексику. Когда мы с Диего помешали этому, они поспешили скрыться. Атторней обвинения не признавал, но и не отрицал этого. Он сосредоточился на том, что произошло в тот момент, когда они выехали с автостоянки «Голубого торнадо». Будучи настоящим профессионалом, он убедил суд и присяжных, что мое право на самозащиту закончилась на границе автостоянки, и то, что произошло после этого, то есть мое преследование и последующая драка на пляже, представляли собой преднамеренное убийство.

В какой-то степени он был прав. Хотя я так этого и не признал.

Мой адвокат утверждал, что у меня было моральное обязательство преследовать этих типов. Что, преследуя бандитов, я защищал тех, кого я любил, независимо от того, где это произошло. Отягощающим обстоятельством было то, что за несколько минут до этого я выступал на радио, и большая часть тех, кто, меня слышали, узнали о моей военной карьере. О том, что я умел убивать. Обвинение тщательно отобрало отрывки из программы Сюзи, чтобы установить мое «настроение», которое и привело к столь жестокому исходу событий.

Вопреки пожеланиям моего адвоката и многочисленным возражениям, все, что я говорил и делал за час до этого «столкновения», – а это включало в себя большую часть рассказанной мною по радио истории моей жизни, было использовано против меня, чтобы установить мое «настроение» в предшествовавшие «убийству» моменты. В качестве доказательства атторней использовал фотоснимки лежавших на пляже изуродованных тел – «тела № 1» и «тела № 2». По его словам, я не проявил милосердия, и эти фото демонстрировали то, что он назвал «чрезмерной силой».