Слишком много колдунов

Прелати издала короткий возглас, и Питер в ту же секунду увидел. По левому борту от них появились величественные сооружения — ажурные сетчатые конструкции, напоминающие короткие наблюдательные вышки, расположенные когда-то в строгом порядке, а теперь смятые и раздавленные неумолимым временем.

— Крылатые башни, — сказала Прелати. — Почти приехали.

— Маленькие какие-то, — с сомнением заметила Майя. — Я что, так сильно выросла?

Питер, Аслан и появившийся в дверях кабины Жак тотчас же увидели, что у некоторых башен и правда есть крылья, как у мельниц. Аслан снизил скорость, и некогда грандиозные сооружения проплывали мимо «Фуксии» и «Сельди», забытые, полуразрушенные, но по-прежнему хранившие свою тайну и тайну тех, кто их создал. Господи, думал Питер, мы ведь ни черта не знаем, совсем, ничегошеньки. Попрятались в городах, вцепившись в собственное невежество и держась друг за друга, отказались от знания, которое слишком велико для нас, живём как муравьи, случайно поселившиеся в забытом чьём-то доме. Те, кто живёт в деревнях, рядом с лесом, рядом с тем, что осталось от древних, знают больше — и то ненамного, потому что тоже боятся узнавать, боятся открыть глаза на мир, который нас окружает. Мир, который надо узнавать и изучать, иначе его тайны узнает и использует кто-нибудь другой… как Жан Легри, например. Мир, который, возможно, в один прекрасный день потребует, чтобы его узнали — иначе будет слишком поздно. Мир, который однажды вдруг пойдёт своей дорогой — и вот тогда уж точно будет поздно; Питер незаметно покосился на Прелати.

— Стойте, — сказала вдруг Майя глухо. Аслан послушно шевельнул штурвалом, и объект класса тэ-четыре номер двадцать восемь дробь два остановился с небольшим разворотом, подняв кучу снежной пыли. Питер вдруг подумал, что, наверное, со стороны их кавалькада во время движения очень здорово смотрится, хорошо бы поглядеть при случае; наверное, столб земли и снега, наверное, сани сияют на свету, и паруса двигаются как живые, отбрасывая мириады солнечных зайчиков во все стороны.

Тем временем девочка долгую минуту пристально вглядывалась в ледяную холмистую равнину, на которой кое-где виднелись деревья, затем произнесла таким же глухим голосом:

— Здесь были дома. И мой дом тоже.

— Кале, — негромко произнёс эвакуатор. — Судя по карте, Новый Кале. Старый Кале — где-то там.

— А где море? — полюбопытствовал Жак.

Аслан ткнул свернутой в трубку картой куда-то направо. Майя внезапно сморщилась, прижала сжатые в кулачки руки к лицу и затряслась беззвучно. Прелати сказала дрогнувшим голосом:

— Майя.

Девочка не реагировала.

— Я же тебе рассказывала. Ещё тогда.

Старуха обвела взглядом троих друзей и указала в сторону равнины.

— Это ледник. Город… Город под ним.

— Чего? — тупым голосом произнёс Жак. — Это что, это всё лёд?

— Да, — сказала старуха. — И где мы стоим, тоже лёд. Мы едем по льду, давно уже.

— Надо же, — сказал вдруг Аслан. — Быстрее, чем я думал.

— Там же деревья растут, — недоверчиво произнёс финансист. — Вон там.

— Растут, ну и что? — сказал эвакуатор. — Не вижу, почему бы на леднике не расти деревьям.

— Там же лёд, — упрямо сказал Жак. — Как на льду могут расти деревья?

— Ледник, он не состоит исключительно изо льда, — начал объяснять Аслан. — Как ни странно. Лёд, это лишь часть ледника. Сверху на нём крупный снег, который снегом-то назвать нельзя, поэтому мы называем его снежным гравием. Под снежным гравием находится лёд. Этот лёд — очень твёрдый, ему много лет, может быть, сто или двести. Когда ледник движется…

— Стой-стой-стой! — Жак даже подскочил немного. — Движется? Ты сказал — движется?

— Ну да, — сказал Аслан удивленно. — Медленно, но движется. С севера на юг.

— Не так уж и медленно, — сказала Прелати. На Аслана она смотрела пристально и как-то уже по-другому, не так, как раньше.

— Святая мама богородица, — произнёс Жак. — Движется.

— Так вот, когда он движется, он может срезать целые холмы. Он и срезает, поэтому сверху на леднике — земля, а на земле деревья. Всё.

— Ясно, — сказал Питер. — А с какой скоростью он движется?

— Да вот теперь уже и не знаю, — ответил Аслан. — Этой карте лет пятнадцать, на ней ещё отмечен город. Оба города, и Старый Кале, и Новый. А теперь…

И тут Майя заревела в голос. Прелати подхватила её под руки и увела в пассажирский отсек, начала успокаивать. Питер, Аслан и Жак остались в кабине, мрачно разглядывая снежную равнину, под которой пряталось столетнее ледяное лезвие, срезавшее холмы и города и медленно наступавшее на юг.

— А почему ледник не утонул в море? — спросил вдруг Жак. — Он же из моря?

Аслан вздохнул и сморщился.

— Ледник, он ведь не только движется, — сказал он. — Вместе с движением он ещё и растёт. Я не знаю, почему, может, погода такая. Может, с солнцем что-то или с воздухом. Море выталкивает лёд наверх, а наверху его теснит океанский лёд.

— И ему ничего больше не остаётся, как идти на юг, — проговорил Питер.

— Идти и расти, — подтвердил Аслан.