Потом мы обменялись небольшими коробочками с подарками. Нарси подарила мне зачарованное перо, способное записывать текст под диктовку почерком владельца, а я ей - подвеску-амулет, защищающую от многих тёмных заклятий. Вещица, конечно, одноразовая, но кто может знать, когда пригодится. От непростительных не сбережёт, а от тайных недоброжелателей помочь может. И если бы у моей матери в своё время оказалась на груди подобная вещь, возможно, всё сложилось бы иначе.
Наш тихий праздник продолжался немногим дольше полуночи, а потом, повинуясь распорядку, предписанному суровым доктором, пришлось лечь спать. Интимная близость на время лечения Нарси была безоговорочно запрещена. И всё, чем мне приходилось довольствоваться в темноте спальни, - это фантазии, как бы мы могли провести эту ночь с Лестрейнджем, если бы я согласился на его предложение.
Бешеный секс в гостиной, нежный и неторопливый - в спальне, минет вместо «доброе утро»… Укус чуть ниже затылка, сильные ладони, разводящие мои бёдра и - чёрт, от этого я готов был сходить с ума! - педантичный и настойчивый язык меж моих ягодиц. Долго, именно столько, сколько мне хочется, доводящий меня до полной потери всяческого стыда и остатков гордости.
Мне пришлось дождаться ровного размеренного дыхания Нарциссы прежде, чем сунуть руку за резинку пижамных штанов.
Какая несуразность - мастурбировать в супружеской постели на воспоминания о любовнике. Пожалуй, стоит завтра с утра отправить сову Рабастану. А ещё послать Тио проветрить комнаты, затопить камин и поменять простыни…
Глава сорок пятая. Рабастан.
Отец умер в начале марта.
Матери не стало ещё раньше, два года назад. Рабастан и Родольфус тогда старались не оставлять отца одного. Дома постоянно кто-то был, ходил, разговаривал, хлопал дверьми и скрипел половицами.
А по ночам Рабастан отогревался о Люциуса, до боли впиваясь пальцами в его плечи, оставляя синяки, которые поутру приходилось сводить.
Люк и теперь стоял неподалёку. Настолько, чтобы, обернувшись, Рабастан сразу мог отыскать его глазами, но не так близко, чтобы это бросалось в глаза.
На небольшом семейном кладбище было сыро, грязно и холодно. Рабастан понимал, что это - последнее его прощание с отцом. Сейчас закроют крышку гроба, а следующая встреча будет уже там, за гранью. И всё равно, ему хотелось, чтобы всё это скорее закончилось. Чтобы поскорее досказали слова, забросали деревянный ящик с телом тяжёлыми бесформенными комьями земли и оставили в покое. Ведь отца здесь уже нет, а его телу совершено не нужно ничего этого - речей, цветов, прощаний… И все, кто здесь присутствует, делают это не для Родольфуса Лестрейнджа-старшего, а для себя. И ради приличий.
Ну, может быть, кроме Люциуса. Он, скорее всего, сегодня пришёл сюда ради Рабастана.
Старший Малфой тоже был здесь. Он был довольно хорошо знаком с отцом Рабастана и Родольфуса, что было естественно в столь узком кругу, хотя близкой дружбы или деловых контактов между ними не было. Строгая чёрная мантия, белые лилии в руках. Лорд Абраксас, как всегда, безупречен…
Рабастан отстранённо удивился, что такие мысли лезут ему в голову в этот час. И опять оглянулся на Люциуса. Тот встретил его взгляд и слегка наклонил голову: я здесь, всё порядке.
Ну, пусть не в порядке. К этому придётся ещё долго и тяжело привыкать. Но всё-таки, когда похороны закончатся и все разойдутся по домам, Рабастан будет не один. С ним будет тот, кому можно сжать руку и к кому прижаться губами. Кто нальёт ему горячего чаю или выдержанного виски. Кто обнимет ночью и не уберёт руку до самого рассвета. Он ведь останется?..
Скорее всего. Нарциссы с ними нет. Вероятно, снова какие-то проблемы со здоровьем, иначе это было бы совсем неучтиво. Свёкор сестры, конечно, не самый близкий родственник, но и никак не посторонний.
Беллатрикс, конечно, была здесь. Стояла рядом с мужем, и выражение её лица под густой вуалью разобрать было невозможно. Рабастан сомневался, что это была глубокая скорбь, разве что сдержанная печаль.
Чуть поодаль стояло старшее поколение Блэков: Друэлла и Сигнус, Вальбурга и Орион. Многие чистокровные маги Британии пришли проститься с Родольфусом Лестрейнджем-старшим. Само собой, кроме тех, кого было не принято принимать в приличных домах, вроде Молли Прюэтт или Андромеды Блэк. Этих, кстати, если и упоминали, то лишь под девичьими фамилиями, словно не желая признавать их нелепые замужества.
А старший сын Вальбурги, говорят, сбежал из дома и порвал все связи с семьёй. Видимо, решил, что нашёл что-то более дорогое для себя, чем родители, брат и сонм предков.
Идиот… Рабастан опять тоскливо уставился на гроб, уже закрытый тяжёлой крышкой. Перевёл взгляд на брата. Лицо Руди опять было невыразительным и безучастным. Даже Рабастан не мог определить, что скрывается за ним.