Вдруг до моих ушей донёсся визг шин, затем глухой звук удара. Чей-то мужской голос громко выругался, хлопнула дверь. Пока я пробирался к дороге, машина уехала. Я встал у обочины. На первый взгляд – всё как всегда. Лишь ярко кровавая полоса, ведущая к канаве на противоположной стороне дороги, выдавала место трагедии. Да храни нас Господь! Забыв об одышке, я поспешил к канаве.
Она была там, лежала на боку. Из раздавленного живота лилась кровь. Задние лапы судорожно дёргались, меся грязный снег. Я спустился в канаву. Одна из лысых веток кустарника оцарапала щёку, но мне было всё равно. Глубоко вздохнув, я опустился на колени прямо в мокрый снег, рядом с мордой умирающей собаки.
– Прости, я ничем не могу тебе помочь, – слова сами слетели с моих губ. Не знаю, поняла она или нет, но её глаза устремились на меня. В них не было страха или отчаяния, только боль, боль и ожидание. Она терпеливо ждала, когда настанет конец. Будь я немного решительнее, немного смелее, то наверняка придумал бы способ облегчить её учесть. Но я всего лишь пьянствующий бомж. И всё, что я мог, это оставаться рядом с ней и ждать, пока Бог не заберёт её к себе. Я положил руку на вытянутую морду, провёл пальцем по влажному носу. Из ноздрей струйками бежала кровь. Собака прерывисто дышала.
– Не знаю, существует ли рай для собак, – произнёс я, поглаживая умирающую за ухом. – Но, если он существует, ты непременно туда попадёшь. Наверное, это прекрасное место.
Время тянулось медленно, тьма заволокла небо и кое-где начали проглядывать звёзды. Холодная вода пропитала мои штанины. Я чувствовал, как окоченели ноги, но не мог позволить себе подняться. Собака умирала, а я продолжал оставаться возле неё, разговаривал, успокаивал, тем самым провожая в последний путь.
Настала минута прощания. Судорога изогнула мохнатое тело, задние лапы дёрнулись в последний раз. Собака издала тихий булькающий звук и умерла. Я аккуратно прикрыл ей глаза.
И вдруг, помилуй Господь, я увидел, как собачья душа отделилась от мёртвого тела. Полупрозрачная, еле заметная во тьме грязной канавы, она села возле меня, виляя хвостом. Её длинный язык проходил сквозь мои замёрзшие пальцы. Не понимая, что уже не относится к миру живых, собака пыталась лизать моё обветренное лицо.
– Господи, да будет тебе! – я принялся гладить собачий призрак, но рука проходила насквозь. – Отмучилась, бедолага… Но, не задерживайся, наверняка тебя ждут!
Словно поняв мои слова, собачья душа в последний раз попыталась лизнуть мою оцарапанную щеку и, махая хвостом, направилась в ночное небо. Я ещё долго стоял на коленях, всматриваясь вдаль и пытаясь различить её исчезающий силуэт.
Возвращаясь в ночлежку, продрогший и голодный, я не мог забыть той бурной радости, которую испытывал призрак, отделившийся от тела. Неужели, её испытывают все освободившиеся души? Или она была рада моему присутствию? Присутствию незнакомого человека, который по чистой случайности оказался рядом и не оставил её умирать в одиночестве? И, если это так, то найдётся ли хоть одно живое существо, которое будет находиться рядом со мной в мои последние минуты?
Я твоя тётя
Павел поудобнее перехватил полиэтиленовый пакет с консервами. Послышался странный треск, а затем тяжёлые жестяные банки, одна за другой, как по команде, десантировались на тротуар.
– Твою мать! – выпалил он, сразу поймав неодобрительный взгляд проходящей мимо мамаши. Женщина, молоденькая и тощая, как суповая курица, катила массивную коляску с упитанным птенцом, увлечённо потрошащим пачку ирисок.
– Твою ма-ать! – громко и нараспев повторил карапуз, тыкнув пухлым пальцем в катающиеся по асфальту консервы. – Бах! Бах!
Павел, беззвучно выругавшись, проводил взглядом быстро удаляющуюся женщину с коляской и принялся собирать разбежавшиеся банки. Он помнил, что купил семь банок, а поймать удалось только шесть. Растерянно осмотревшись, он заметил пропажу – гречневая каша с говядиной добралась до парковки, продолжая быстро катиться по гладкому асфальту. Павел, поудобнее перехватив консервы, рысью переметнулся на парковку, однако жестянка успела спрятаться под новенькой «Ладой Калиной».
– Приплыли… – с досадой выдохнул Павел, но сдаваться не собирался. Каша обошлась в пятьдесят шесть рублей и должна была стать обедом или ужином.
Парень аккуратно составил банки в рядочек на свежевыбеленном бордюре и заглянул под машину. Злополучная жестянка лежала рядом с задним левым колесом, а он находился возле переднего правого. К заднему левому не подлезть, «Ладу Калину» с трёх сторон плотно окружили другие машины. Тогда он встал на колени и пошарил под машиной рукой – тщетно, банка закатилась слишком далеко.
Скрипя от злости зубами и не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, Павел вытянулся в струнку и медленно, ужом, пополз под машину.