Сломанный меч

Они вошли в другой покой, чей сводчатый потолок был так высок, что терялся во мгле. И там Фреда увидела женщину, чья красота не могла принадлежать смертной. Девушка испугалась, почувствовав себя рядом с ней маленькой и глупой.

— Ты видишь, Лиа, я вернулся. — Скафлок приветствовал ее на эльфийском наречии.

— Да, — ответила она, — без добычи, потеряв половину воинов. Нечего сказать, удачная разведка!

— Не все сразу. Троллей полегло гораздо больше, чем эльфов, вражьи силы разбиты, а пленные, которых мы освободили, смогут немало рассказать нам о них.

Обняв за талию, он привлек Фреду к себе. Она охотно прильнула к нему под наводящим ужас холодным взглядом белой колдуньи.

— И посмотри, с каким сокровищем я вернулся из похода.

— Зачем она тебе? — язвительно спросила Лиа. — Разве только в тебе заговорила человеческая кровь.

— Может и так. — Скафлок был невозмутим.

Она подошла к нему, положила руку на плечо и посмотрела на него. Ее глаза были полны голубой мглы и лунного света.

— Скафлок, — сказала она настойчиво, — избавься от этой девицы. Отошли ее домой, если уж ты не хочешь ее убить.

— Она — бездомная, — ответил Скафлок. — И я не обреку ее на нищенство по дорогам, она и так настрадалась. — А потом добавил насмешливо: — Что это тебя вдруг стали заботить дела смертных?

— Я действительно озабочена, — сказала она печально. — Вижу, мое пророчество сбылось. Подобное влечет к подобному, но только не с ней, Скафлок. Найди себе любую другую смертную девушку. А на этой — печать рока. Я чувствую это, дыханье судьбы пробирает меня холодом до костей. Нет, не случайно ты нашел ее, и она навлечет на тебя великие беды.

— Только не Фреда, — твердо сказал Скафлок и, чтобы переменить разговор, спросил: — Скоро ли возвращается Имрик? Когда я пришел из Тролльхейма, он был вызван на совет к Королю Эльфов.

— Скоро он будет здесь. Подожди, Скафлок, может он ясно прозрит судьбу, которую я только предчувствую, и сумеет предостеречь тебя.

— Мне ли, бившемуся с троллями и демонами, бояться девчонки, — рассмеялся Скафлок в ответ. — Нет, если это судьба, то ее не ворон накаркал, а курица прокудахтала.

И он ушел, уводя с собой Фреду. Они отправились бродить по замку. Сначала она говорила мало, с трудом и невесело. Но выпитое ею снадобье и чары Скафлока вернули постепенно бодрость ее сердцу и рассудку.

Фреда все чаще улыбалась, восклицала и то и дело принималась болтать, поглядывая на своего спутника. Наконец Скафлок сказал:

— Давай выйдем из замка, и я покажу тебе, что я сотворил для тебя.

— Для меня?

— А может, если на то будет воля Норн, и для себя, — рассмеялся Скафлок.

Они пересекли двор замка и вышли за высокие бронзовые ворота. Там, среди ослепительной белизны и голубых теней, не было ни души. Укрытые плащом Скафлока, они вошли в заледеневший лес. Пар изо рта столбом подымался в безоблачное небо. Слышно было, как где-то гудит прибой и ветер шумит в темных елях. Казалось, рыжие волосы Фреды были единственным теплым пятном в этом застывшем мире.

— Холодно. — Фреда вздрогнула. — Нет, под твоим плащом тепло, а так — холодно.

— Слишком холодно, чтобы отпустить тебя просить милостыню по дорогам.

— Всегда найдутся люди, которые приютят меня. У нас было много друзей, наши земли — теперь мои земли, а я полагаю, — она задумалась, — это хорошее приданое.

— Зачем тебе искать друзей, когда они есть у тебя и тут? А что до земли — смотри.

Они поднялись на гряду холмов, окруживших небольшую долину. И в этой долине Скафлок создал лето. Над маленькими веселыми водопадами зеленели деревья, цветы колыхались в густой траве. Пели птицы, рыба играла в ручьях, оленухи с телятами доверчиво приближались к людям.

Фреда захлопала в ладоши и закричала от радости. Скафлок улыбнулся.

— Я сотворил это для тебя, — сказал он, — ведь ты сама воплощенное лето, жизнь и радость. Забудь о тяготах и смертях зимы, Фреда. Здесь у нас свое собственное время года.

Они спустились в долину и, расстелив плащ, сели у водопада. Ветер гладил их волосы, тяжелые гроздья ягод склонялись к ним.

По слову Скафлока маргаритки, которые собрала Фреда, сами собой сплелись в венок, который он надел ей на шею.

Фреда не испытывала страха ни перед Скафлоком, ни перед его волшебным искусством. Он принес ей яблоки, вкусом напоминающие драгоценное вино и пьянящие, кажется, не меньше. Она лежала в полудреме и внимала ему.

Смех любимой слаще стал мне звуков битвы.

Красной бронзы косы крепче стали вяжут.

Никому ни разу,

нет, не покорялся —

рад теперь я рабству,

рук любимых игу.

Созданы для счастья мы с тобой и страсти.

Ласки рук любимых любы пуще рая.

Верно, ты, вещунья,

ворожишь на славу:

Скафлок, прежде смелый,

сам попал в ловушку.

— Не подобает вести такие речи… — слабо запротестовала Фреда, одновременно вздыхая и улыбаясь.

— Что значит не подобает? Нет ничего более правдивого, чем эти мои слова.

— Но ты — язычник, а я…

— Я просил тебя не говорить о таких вещах. Теперь с тебя причитается пеня.