Сломанный меч

— Матушка жива, — шептала Фреда. — Я думала, что она тоже погибла, но она была жива и сидела здесь посреди зимы одна-одинешенька. Что я наделала!

Фреда разрыдалась, и Эльфрида принялась утешать ее.

Скафлок не мог больше ждать. Он воткнул в землю вокруг кургана колышки с начертанными на них рунами, по одному с каждой стороны, потом надел на большой палец левой руки перстень с кремнем. Воздев руки, Скафлок с запада подошел к кургану. На востоке шумело море да луна пробиралась среди рваных туч. Ветер по-прежнему нес снег.

Скафлок произнес заклинание. Он почувствовал, как эти слова свели его тело судорогой, обожгли гортань. Сотрясаемый страшной мощью, которая вырывалась из него, он принялся творить колдовские знаки.

Пламя на кургане взметнулось выше. Ветер завизжал точно рысь, тучи закрыли луну. Скафлок сказал громким голосом:

Вожди, воины,

встаньте, павшие!

Скафлок сон ваш смертный рушит.

Вспять, о воины,

возвратитесь.

Прошу, правду провещайте.

Курган застонал. Ледяное пламя все выше вздымалось над ним. Скафлок продолжал:

Жду вас жадно,

жертвы смерти.

Мертвых, мрак,

молю отдай мне.

Встаньте, воины,

ваши копья и клинки от крови ржавы.

Курган, весь охваченный пламенем, распахнулся, и оттуда вышел Орм со своими сыновьями. Вождь заговорил:

Кто здесь, кто курган тревожит,

злым зовет нас заклинаньем?

Смертный, в страхе скройся. Мертвых ты не тронь.

Во тьме оставь их.

Орм стоял, опираясь на копье. Бледный, бескровный, он был облеплен землей, иней блестел у него в волосах. Его глаза, не мигая, глядели на бушевавшее вокруг пламя. Справа от него стоял Кетиль, такой же холодный и бледный, в его голове зияла глубокая рана. Слева, в тени, стоял Асмунд, зажимая рукой рану в пронзенной копьем груди. А за ними во мраке Скафлок различил очертания корабля и команды, которую он разбудил вместе с вождями.

Подавив страх, которым на него повеяло из могилы, он произнес:

Страх не страшен.

Силой рун я,

знай, заставлю заклинаньем дать ответ,

а нет — раскрошат крысы кости очень скоро!

Голос Орма грянул в ответ точно порыв ветра:

Сладок сон без сновидений.

Грозен гнев,

когда нас будят.

Долго духи душат дерзких,

тех, кто кости их тревожит.

Фреда выступила из тени.

— Отец, — закричала она, — отец, неужели ты не узнаешь свою дочь?

Орм взглянул на нее, и пламя гнева начало гаснуть в его глазах. Он склонил голову и застыл среди круженья и свиста языков огня.

Кетиль промолвил:

Рады братья рыжекудрой,

счастье вновь сестру увидеть.

Грудь гнетет гробницы холод.

Ты, сестра,

согрела братьев.

Эльфрида медленно подошла к Орму. Они взглянули друг на друга в свете беспокойного, холодного огня. Она взяла его руки в свои, они были так же холодны, как промерзшая земля.

Орм сказал:

Смерти сон не сладок, страшен.

Рвут мне грудь твои рыданья.

Точно змеи точат яд,

плач жены жжет сердце мужа.

Милая, молю:

помилуй.

Ради мужа радость множь.

Сон сойдет тогда спокойный ароматом роз и мирра.

— Это выше моих сил, Орм, — ответила Эльфрида. — Она погладила его по лицу. — В твоих волосах иней, твой рот забит землей. Ты замерз, Орм.

— Я мертв. Нас разделяет могила.

— Пусть этого больше не будет. Возьми меня с собой, Орм!

Их губы встретились.

Скафлок сказал Кетилю:

Молви, мертвый,

мне, где Больверк,

где гигант гремит железом.

Воин вещий,

верно, знаешь,

как его ковать заставить.

Кетиль промолвил в ответ:

Затеваешь злое дело.

В бездну бедствий

Больверк ввергнет.

Не ищи напрасно, Скафлок.

Прочь спеши покуда цел.

Скафлок покачал головой. Кетиль, опершись на меч, промолвил:

Скафлок, сиды ссудят судно.

Правь на полночь прямо к Ётуну,

там пропой ему в толще гор

Локи речи,

пляску битвы.

Тут заговорил Асмунд: его лицо по-прежнему оставалось в тени, а голос был печален:

Бедственную,

брат с сестрою,

Норны спряли нить судьбины.

Выведали вы у мертвых злую правду заклинаньем.

Фреда почувствовала ужас. Она не могла выговорить ни слова, только прижалась к Скафлоку, и они застыли, глядя в печальные глаза Асмунда. Он продолжал медленно говорить, а его фигура казалась особенно черной на фоне лизавших ее белых языков пламени.

Тот же долг довлеет мертвым,

что и смертным —

что же делать.

Горько мне глаголить, Скафлок:

Фреда, знай,

тебе сестрица.

Здравствуй, брат.

Сестрица, здравствуй!

Преступила, пусть невольно,

ваша страсть веленья рода.

О, злосчастные,

прощайте!

Курган со стоном закрылся. Пламя погасло, и снова тускло блеснула луна.

Фреда отпрянула от Скафлока, точно он был троллем. Он, спотыкаясь, как слепой, попытался подойти к ней. Она с коротким всхлипом обернулась и пустилась бежать от него.

— Матушка, — шептала Фреда, — матушка!

Но курган, освещенный луной, был пуст. С тех пор никто никогда больше не видел Эльфриду.

Над морем начала заниматься заря. В низком небе над белой пустыней застыли, точно примерзнув к нему, тучи. Кружась, падали редкие снежинки.

Фреда сидела на кургане и недвижно смотрела перед собой. Она не плакала. О, если бы она могла заплакать.

Скафлок, упрятав лошадей в чаще, подошел к ней и, опустившись на колени, сказал голосом столь же хмурым, как это утро:

— Я люблю тебя, Фреда.

Она не ответила ни слова. Помолчав, Скафлок продолжал: