Первый заместитель министра самодовольно улыбнулась и достала из папки достаточно большую папку документов.
Кризис семьи
… Эльза Рудольфовна с усмешкой смотрела на плакавшего у нее в кабинете отца Петра, настолько он был жалок.
— Так, значит, ваша женушка оказалась не промах: не стала спокойно смотреть на то, как муж наставляет ей рога, и тоже нашла поклонника? Да не простого лоха, как ты, а вполне состоятельного? Это очень забавно! — смеясь, не спеша говорила она, потягивая черный кофе из чашки.
— Какая ты жестокая!
— А я‑то здесь причем? Заметь: не я за тобой бегала, а ты за мной, ты писал мне дурацкие объяснения в любви, идиотские стишки…
— Идиотские?!!!
— Ну, конечно же, — и Эльза Рудольфовна, с усмешкой продекламировала:
— Так ты их помнишь? — с надеждой посмотрел Петр.
— Я много чего помню. Однако сразу скажу, что стишок так себе. То ли дело про Бобровыхухоля: какая лирика, какой динамизм, какая экспрессия! А это? «Земной рай»! Не бывает земного рая, надо бы знать это священнику. Короче, как сказал мне недавно губернатор, у некоторых людей в головах живут мозгоглисты. Могу тебя поздравить: ты входишь в число этих счастливцев!
Петр опять заплакал, а Эльза, заливисто смеясь, положила руку ему на плечо:
— Ну полно, не плачь! Ушла одна жена, найдешь другую. Забрала ребенка с собой — сняла с тебя обузу. Надо же: какому‑то лошаре она с нагрузкой оказалась нужна! Как будто мало свободных девок! А она не промах: нашла на себя хорошего покупателя!
— Но Даша не такая!
— Была не такая, стала такая. Кстати, такой ты ее сделал: муж и жена, как два сообщающихся сосуда — один сделает какую‑то гадость — на другом тут же отразится!
— Но почему?…
— Ладно, милый мой, — жестко сказала Эльза, — пора и честь знать. Я между прочим здесь работаю.
И она уже почти без тени интереса посмотрела вслед вышедшему из ее кабинета священнику, будущее которого заместитель министра вдруг четко увидела: пьянство из‑за горя, запрет в священнослужении, бедность и болезни, а там, глядишь, лишение сана, а потом и смерть… Тратить на него время было бессмысленно уже на взгляд той, кто помогла его падению. Она вдруг вспомнила, как этот человек читал ей Гейне: «мне зла она не желала, и меня не любила она». И ей стало забавно: «Не любила, это верно. Но зла‑то так ли еще желала!»
Элизабет