Магда вздохнула.
– Для чего вам нужна краска для волос, милая?
– Мне не нравится, как я выгляжу. Я хочу быть похожей на саму себя, – сказала я ей, показав кончики своих серебристых волос.
Она поджала губы.
– Это сделает вас счастливой?
Когда я приблизилась к ней, я ощутила ее искреннее желание помочь мне обрести счастье. Ей было жаль меня, жаль, что король оставил меня здесь после того, как я спасла ему жизнь. Она очень серьезно относилась к обязанностям моей целительницы.
– Сделает, – сообщила я ей. Это было наполовину правдой. Мне было все равно, как выглядели мои волосы, но быть на шаг ближе к тому, чтобы вырваться отсюда, осчастливило бы меня.
– Хорошо, тогда я скоро вернусь. – Она взяла с кухни корзинку и нож, и я нахмурилась.
– Куда ты направляешься? – поинтересовалась я.
– Король не прислал краску для волос, но мускатный корень глубокого красно-коричневого цвета поможет нам получить оттенок, похожий на ваш натуральный цвет. Я могу вскипятить его и сама приготовить краситель. Моя мать научила меня скрывать ее седину. – Она подмигнула.
У меня защемило сердце. Оставить ее здесь будет нелегко. Не потому, что я беспокоилась за нее – с ней все было бы в порядке, она знала, где мы, черт возьми, находимся, и каждые три дня ее навещал лучник, – но она тяжело воспримет мое бегство, как предательство и неудачу.
В течение следующих нескольких часов Магда варила корень и готовила для меня сгущенную красновато-коричневую краску для волос. Затем она осторожно нанесла ее на мои локоны, пока я сидела и мучилась, съедаемая чувством вины. Когда она закончила, я посмотрела в зеркало и искренне улыбнулась. Волосы выглядели действительно хорошо, более рыжие и темно-коричневые, чем тот цвет, с которым я родилась, но мне подошло. Та часть моих волос, которая оставалась каштановой, теперь, когда на нее нанесли краску, стала намного темнее, и, приглядевшись повнимательнее к зеркалу, я заметила, что правая половина моих ресниц тоже побелела. Надеюсь, никто этого не заметит, потому что я не хотела, чтобы краска попала мне в глаза.
Я улыбнулась ей.
– Мне нравится. Спасибо.
Казалось, ее обрадовала моя реакция, и она, насвистывая, стала убирать принадлежности. Затем мы приступили к нашей ночной рутине: я читала одну из сотен книг, присланных сюда Райфом, а она вязала у камина.
Когда я встала, чтобы приготовить нашу последнюю порцию ночного чая, я чуть было не отказалась от того, чтобы положить корень валерианы в ее чашку.
Я не могла смириться с тем, что, спасая жизнь Райфу, сказала, что люблю его, а он в ответ запер меня в лесу. Я должна выбраться отсюда.
Бросив большую щепотку измельченного корня валерианы в чай Магды, я добавила побольше сахара и принесла ей. Она сделала глоток и скорчила гримасу.
– Сладко, – сказала она мне.
Я нервно рассмеялась и отхлебнула свой ничем не сдобренный чай.
Двадцать минут спустя она уже зевала.
– Ладно, милая. Давай уложим тебя в постель.
Я кивнула, вставая.
– Позволь мне сначала сходить в ванную комнату. У меня что-то живот разболелся, – сказала я и пошла по коридору в уборную, а там заперлась изнутри.
Если и были какие-то сомнения в том, что я здесь пленница, они стирались каждую ночь, когда Магда запирала дверь моей спальни. Мне не разрешали уйти, и эта мысль приводила меня в ужас. Я знала, что она выполняла свою работу по приказу сломленного короля, но мне не суждено было оказаться в клетке.
Не сейчас. Никогда.
Я просидела в ванной пять минут, прежде чем услышала, как Магда подходит к двери.
– Уже поздно, – сказала она сонным голосом.
Я смыла воду в туалете и добавила интонацию сильной боли в свой голос.
– У-у-у-у, у меня спазмы. Я думаю, все дело в тех яйцах, которыми мы поужинали. Мне придется тут задержаться. Почему бы тебе немного не полежать на диване?
Тишина. А потом:
– Хорошо, милая.
Следующие двадцать минут я расхаживала по ванной, пытаясь собраться с духом, чтобы пойти и проверить, как она. Я знала, что, если мне придется бороться с ней, я легко ее одолею, но она мне нравилась, и я не хотела бы, чтобы до этого дошло. Я также знала, что у нее есть ворон, чтобы быстро передать весточку королю, а я хотела бы получить фору до того, как он станет искать меня. Если вообще станет. Вполне возможно, что он просто хотел отделаться от меня, и это сняло бы с него любую вину, которую он испытывал, защищая меня, каким бы извращенным способом он это ни делал.
После, по моим подсчетам, тридцатиминутного молчания я открыла дверь, медленно поворачивая ручку потной ладонью.