Слова, из которых мы сотканы

– Он открывает глаза, – говорит девушка в шуршащем красном платье.

Дэниэл ощущает новое движение, целое море цветных пятен, внезапно движущихся к нему, словно шлюпки к кораблю. Он видит белую блузу с какой-то надписью. Над ней видна еще одна темная голова. Потом другая темная голова, на этот раз прикрепленная к гибкому, стройному телу, облаченному в цвета морских глубин. Это мужчина и женщина. Он хочет лучше сфокусироваться на них. Но, даже не видя их, он знает, что это Дин и Лидия. Он ощущает, как боль простреливает в ногах; это похоже на пули, выпущенные из паха в обе ступни. Он хочет поморщиться, но знает, что внешние признаки дискомфорта будут отмечены визитом медсестры, которая снова введет морфин, и тогда он снова уплывет, а сейчас ему нужно, чтобы боль удерживала его бодрствующим.

Он пытается сосредоточиться на своих глазах. Они должны открыться. Они должны сфокусироваться. Тем не менее он видит лишь расплывчатые контуры, акварель мелких мазков.

– Хотите пить? – Это девушка в красном платье. Он помнит это платье со вчерашнего дня. Ее зовут Робин.

Он кивает, и она осторожно подносит к его губам соломинку. Он не пил воду много часов, может быть, много дней; ему больше не нужна вода, так как он вот-вот умрет, но он хочет попить из рук этой девушки, потому что она его дочь.

– Вы меня видите? – спрашивает она и ставит чашку обратно на поднос.

Он трясет головой и улыбается. Потом ему удается выговорить:

– Красное платье.

– Да! – с восторгом говорит она и оглядывается на других. – Да, на мне красное платье!

Силуэт отходит в сторону, и приближается другой: женщина, Лидия.

– Здравствуйте, Дэниэл, – говорит она. Ее голос звучит странно, как будто она поет. А потом он вспоминает, что она из Уэльса. Потом приближается еще один: мальчик, Дин. У него очень короткие волосы, словно шапочка на голове. Он тоже худой, все его дети очень худые. Он приближается менее уверенно. Дэниэл хочет подбодрить его, но ничего не может поделать. Вместо этого он улыбается.

– Доброе утро, – говорит мальчик.

Утро? Разве сейчас утро?

Дэниэл ощущает отлив. Море сна смыкается над его головой, и он становится похожим на тяжелый груз, стремящийся к ложу океана. Мальчик прикасается к его руке, и приходит внезапная, ужасная боль. Дэниэл удерживает ее в себе. Боль – это хорошо. Пока есть боль, он еще здесь. Он думает о том, что хочет сказать: он хочет сказать, что ему очень жаль, что он сожалеет о своей трусости, что он нашел в себе силы пригласить их только тогда, когда больше ничего не может им дать. Он хочет сказать им, что они прекрасны, все трое. Он хочет сказать, что гордится ими и что теперь он увидел, что сотворил. Он гадает, может ли существование этих трех чудесных людей каким-то образом возместить жизнь больного ребенка, которую он отнял в один из полусонных, рассеянных дней в раковой клинике Дьеппа. Он хочет сказать: «Вот мой брат, он ваш, берите его вместо меня. Он точно такой же, только лучше. Храните его, это мой подарок вам». Он хочет сказать, что его жизнь была горькой, но теперь, в эти последние моменты, он понимает, что она была хорошей. И еще он хочет сказать «до свидания». Он хочет сказать это каждому из них по очереди, взять каждое лицо в ладони, поцеловать его, посмотреть в глаза, а потом ясно и громко сказать: «До свидания». Но слов больше нет.

Пересохший рот больше не принадлежит ему. Он вяло свисает, словно кто-то кое-как приклеил его к лицу. Слов больше не будет. Не будет прощаний, взглядов в глаза и поцелуев. Будет только это. Зыбкая масса человечности, которая как будто приподнимает его над землей, когда он закрывает глаза. Комната начинает покачиваться. Он хватается рукой за простыню, чтобы удержаться. Комната снова накреняется. Он с усилием открывает глаза. Люди вокруг смотрят на него. Они говорят. Он не слышит, что они говорят. Но он ощущает их повсюду вокруг себя, как теплое объятие. Они все здесь. Теперь он может уйти.

Он слова слышит звук собственного дыхания. Это ужасный звук. Он хочет прекратить это, но последние моменты власти над собственным телом уже миновали. Теперь он заперт, и обратного пути нет. Он улыбается и позволяет забрать себя туда.

Позднее в тот же день

Дин

Томми сидел за белым пластиковым столиком перед пабом «Альянс». В одной руке он держал пинтовую кружку пива, в другой – мобильный телефон. Когда он увидел Дина, идущего к пабу, то поспешно завершил разговор и выключил телефон.

– Ну как, все в порядке? – Томми начал вставать, но потом передумал.

Дин пожал плечами и улыбнулся.

– Пожалуй, да, – сказал он. – Хочешь выпить?

– Нет. – Томми указал на полную кружку: – Я в полном ажуре.

Дин принес к столику кружку из бара и уселся напротив кузена. Он пришел прямо с поезда и был в одежде, которую носил уже два дня и одну ночь. Он чувствовал себя грязным и потным.

– Как оно прошло? – спросил Томми, глядя на него поверх кружки.

– Он умер, – сказал Дин.

– Ты шутишь? – Томми округлил глаза.

Дин снова пожал плечами:

– Нет. Скончался сегодня утром.

– Что, у тебя на глазах?