Успокоительное заверение, что все это будет продолжаться – минута за минутой, день за днем, год за годом, век за веком. Осознание того, что жизнь – это нечто большее, чем ограниченный опыт собственного бытия; что еще долго после того, как она уйдет, будут другие, похожие на нее; что, может быть, когда от нее останется лишь гранитная плита на валлийском кладбище, какой-то человек скажет: «А знаете, тетя моей бабушки по материнской линии заработала целое состояние на краске без запаха». А может быть, не скажет. Может быть, о ней не будут говорить и ее могильная плита зарастет мхом и покроется пылью. Но все равно, только представить это… только представить, что после нее будет кто-то еще. И помнить о том, что без преемственности и размножения останется лишь старение и распад. Полная остановка. А здесь, в руках у Дина, было доказательство того, что жизнь действительно будет продолжаться.
– Она прекрасна, – выдохнула Робин и разжала пальцы. – Она в самом деле прекрасна.
– Да, – тихо сказал Дин. Он выключил зажигалку и неспешно убрал фотографию во внутренний карман. – Но прекраснее всего то обстоятельство, что она точь-в-точь похожа на меня.
Его замечание моментально подняло настроение, и все рассмеялись.
– Итак, – Дин хлопнул ладонями по бедрам, – кто не откажется от чашки кукурузных хлопьев?
Они ели хлопья, собравшись вокруг кофейного столика. Часы показывали половину третьего, и все же казалось, что еще рано ложиться спать.
Теперь они были членами одной семьи. Лидия понимала это и чувствовала, что остальные тоже понимают. Будет удивительно, если они не станут собираться вместе в предстоящие годы, но то, что они делали здесь сегодня ночью, больше никогда не повторится. Сочетание факторов, которое привело их сюда… то обстоятельство, что они находились в отцовском доме, в ожидании его смерти, при полной луне… а самое главное – небывалая острота впечатлений. Это было их первое свидание, и Лидия не хотела, чтобы оно заканчивалось.
Они ели в молчании; только ложки позвякивали о фаянс да хлопья хрустели на зубах, нарушая тишину. Когда они закончили, то немедленно вернулись на кухню и снова наполнили чашки, а потом открыли следующую бутылку вина и направились на балкон. Небо уже начало утрачивать свою черноту, и луна скрылась из виду. Через два часа наступит рассвет.
Лидия слегка поежилась, и Робин сняла с плеч одеяло и укутала их колени. Потом она примостилась к Лидии и положила голову ей на плечо. Лидия немного напряглась. Этот жест напомнил ей Дикси в ранние дни их дружбы; Лидия насмешливо называла это «обнимашками», но Дикси только смеялась и обзывала ее Железным Дровосеком. Сейчас Лидия вспоминала эти моменты, ощущая вес головы Робин у себя на плече, волосы Робин, щекотавшие ее щеку, жесткие края ее коленей, упиравшихся ей в бедро. Лидия потянулась глубоко внутрь себя, чтобы найти нечто неведомое, но смутно знакомое, нечто простое и человечное, и когда она нашла это, то почувствовала, как оно разливается по ее телу от сердца до кончиков пальцев. Лидия обняла маленькое круглое плечо Робин и привлекла ее ближе к себе. Потом она тоже прислонила голову к голове Робин и вдохнула ее запах, запах своей сестры.
– Подвиньтесь-ка, – сказал Дин и встал со своего места. Лидия и Робин подвинулись, и он втиснулся рядом с ними. Потом он обнял их и приблизил их головы к своей.
– Это была лучшая ночь в моей жизни, – тихо сказал он.
Лидия и Робин улыбнулись и потянули его к себе, образуя человеческий треугольник, – трое потерявшихся детей, которые в конце концов воссоединились друг с другом.
– Давайте никогда не спать, – предложила Робин, зевая во весь рот.
– Да, – сказала Лидия. – Давайте не спать.
В конце концов они все-таки заснули. Они набрали кучу одеял из вместительного шкафа Дэниэла и разбили лагерь в его гостиной. В четыре часа они наконец выключили свет, но даже после этого не сразу заснули. Даже тогда у них осталось о чем поговорить и над чем посмеяться. («Слушай, – театральным шепотом произнес в темноте Дин, – как думаешь, эта Мэгги сойдется с близнецом после того, как другой помрет? Я имею в виду, это похоже на запасной комплект».) Но наконец, когда солнце показалось над плоским горизонтом Суффолка, Дин и Робин замолчали, их дыхание стало ровным, и Лидия поняла, что только она еще бодрствует в отцовском доме. Какое-то время она смотрела на них, на их юные, гладкие лица, почти детские во сне. Красивые черные волосы Робин разметались вокруг ее головы, Дин подсунул под щеку сложенные ладони, словно маленький мальчик. Им ничто не угрожало.
Лидия заснула.
Дэниэл