Слова, из которых мы сотканы

Когда она расставалась с Джеком, то листала фотографии на своем айфоне, их фотографии вдвоем, с распростертыми руками, соприкасающимися головами, улыбающимися в объектив камеры. В последнее время она много фотографировала: вид из окна Джека, его руки, сцепленные на бокале, их нехитрое хозяйство, разложенное на столе в пабе, затылок Джека, вмятины от их голов на пустых подушках, снятые ранним солнечным субботним утром. Ни одна деталь не была слишком мелкой или незначительной; ни один аспект их союза не был недостоин визуальной летописи. Джек поддразнивал: «Я только что уронил кучку хумуса на полу в кухне, быстрее сделай фотку!»

Но Робин ничего не могла с собой поделать; если ее жизнь превратилась в роман, то теперь она снимала фильм по книге. На всякий случай, полагала она. На тот случай, если все пойдет вразнос. Потому что в книгах с модными туфлями на обложках что-то всегда шло не так. Девушка знакомится с парнем. Девушка влюбляется в парня. Между парнем и девушкой возникает дурацкое недоразумение, и они расстаются.

Но Робин не могла и помыслить о том, что безупречный союз двух родственных душ, не отягощенных никакими комплексами, когда-нибудь сможет размотаться до конца, как пленка старого кинопроектора.

А когда это произошло, она поняла, что живет уже не в романе с модными туфлями на обложке, а в книге с размытой фотографией на обложке и с коротким названием из одного слова.

Робин уже знала об этом, даже до того, как ее внутреннее «я» начало подавать сигналы. Если честно, она подумала об этом с самого первого раза, когда увидела Джека. Она заставила его ждать две недели, прежде чем переспать с ним, не в какой-нибудь жалкой попытке заставить его повариться на медленном огне и не для того, чтобы удовлетворить свою женскую прихоть, даже не для того, чтобы продлить ветреную невинность первых свиданий. Робин не играла в игры и не пользовалась сексом как инструментом принуждения. Она заставила Джека ждать из-за смутного, но назойливого, грызущего беспокойства, поселившегося в глубине ее души. Робин не могла определить его источник или дать ему название, но оно оставалось там, затаенное во тьме.

Разумеется, она преодолела его.

Она была влюблена.

Она была великолепна.

И Джек был великолепен.

Ей нужна была более основательная причина, чем смутное беспокойство, чтобы отвергнуть его заигрывания. И в сущности, начиная с того момента, как их отношения были скреплены интимной близостью, это ощущение исчезло.

За две недели произошли и другие вещи, но она игнорировала их, поскольку возможность того, что ее первоначальные опасения могли оказаться основанными на чем-то реальном, была слишком неприятной для дальнейших размышлений по этому поводу.

Был один разговор, состоявшийся на нарядной террасе дома друзей в Тафнелл-парке. Джек уже говорил Робин, что его отец умер; это выяснилось на первом свидании. Его отец погиб в автомобильной аварии, когда Джеку было восемь месяцев от роду. Это обстоятельство сблизило их. «Бедные мы, бедные, – сказала Робин. – Никто из нас не знал отца в лицо». Оба состроили печальные гримасы и рассмеялись, не потому, что это было забавно, а потому, что это была их общая печаль, и они сохраняли права на нее.

Робин познакомилась с Сэм, матерью Джека, примерно через месяц после начала их отношений. Она была симпатичной женщиной с экстравагантно подкрашенными волосами, которые носила собранными на макушке и скрепленными большой перламутровой застежкой. Все в Сэм – от выверено неброской одежды от «Sweaty Betty»[16] до привычки ходить дома босиком – выдавало принадлежность к верхушке среднего класса, а ее небольшой коттедж с двумя спальнями на окраине Сент-Олбанса служил прекрасной выставкой мебели от Гильдии дизайнеров конца 1990-х годов и антикварного соснового шпона.

Сэм называла Робин «душенькой» и приветствовала ее поцелуями в обе щеки и завороженно-нежным взглядом. Они сидели в старомодной сосновой кухне с чугунной эмалированной раковиной; в бледно-желтом одеянии от «Agi&Sam»[17] мать Джека курила «Мальборо лайтс» у задней двери и выдувала дым через уголок рта, где его немедленно подхватывал сквозняк и заносил обратно.

– Вы вдвоем смотритесь прелестно, – произнесла Сэм хриплым голосом джазовой певицы.

Робин и Джек обменялись взглядами и улыбнулись. Они и так это знали.

– Джек много говорил о тебе, – продолжала Сэм, выбросив окурок на клумбу и закрыв заднюю дверь.

– Надеюсь, только хорошее?

– Можно сказать и так. И, будучи матерью только одного драгоценного мальчика, я должна признать, что, когда он пришел домой и сказал, что влюбился в студентку, которая хочет стать педиатром и похожа на молодую Меган Фокс[18], это прозвучало музыкой для моих ушей! Я даю вам свое благословение.

Сэм присоединилась к ним за обеденным столом в фермерском стиле, зафиксировала Робин своим прямым взглядом и снова улыбнулась. Робин улыбнулась в ответ, гадая, о чем думает Сэм.

– Джек рассказал мне, что твой отец был донором спермы, – без обиняков начала Сэм.

– Мам! – встревоженно произнес Джек.