– «Почитай отца своего», – цитирует она Библию. – Я не имела права рассказывать тебе тогда, не должна и сейчас.
Мне хочется кричать во весь голос! Это же все объясняет. Я все годы демонизировала маму, а папа мне позволял. Если бы я только знала, что ей пришлось пережить, я бы по-другому посмотрела на сложившуюся ситуацию.
– Мне казалось, что ты станешь старше и поймешь меня, тогда мы будем настоящими друзьями, а не только мамой и дочкой.
Она улыбается, и я вижу в ее светло-голубых глазах все рухнувшие мечты. Присев на корточки, она вырывает с клумбы одуванчик.
– Твой отец не мог жить без любви. Она была необходима ему, как вода. Но он не умел ее давать.
Мне хочется сказать, что она ошибается, он умел любить, но из глубины души пузырьками поднимается осознание того, что она права, я понимаю ее. Мама отряхивает землю с корней, и я чувствую, как и с меня осыпается «земля». Все то, за что я цеплялась, как за правду, предстает совсем в другом свете. Может, папа действительно меня использовал в своих целях? Специально отравлял меня ложью, чтобы убить чувства к маме? И Дороти говорит верно, его правда – не настоящая правда?
Мама выбрасывает сорняк за кусты.
– Ты была исключением, Анна Мария. Единственным. Тебя он действительно любил.
– Как мог. – Теперь я понимаю, что он был способен только на любовь в своих интересах. – Мама, ты отправляла мне письма? – внезапно спрашиваю я.
Она поворачивается и смотрит на меня, широко раскрыв глаза.
– Первого числа каждого месяца. И не пропускала ни разу. Я перестала только тогда, когда одно ко мне вернулось с сообщением, что Джон умер. Она просила меня больше не писать.
– Кто это был?
– Женщина по имени Джулия.
– Господи, нет. Только не Джулия. – Я обхватываю голову руками. Сколько бы я ни пыталась отрицать очевидное, от истины не уйти. Джулия была вторым после меня человеком, помогавшим отцу достичь желаемого. Она защищала и оберегала его, так она выражала свою любовь. Как я могу злиться на нее, когда сама была такой? – Лучше бы ты отправляла письма прямо мне.
Мама смотрит на меня в недоумении.
– Но ты не оставила свой адрес. Ты уехала из Атланты, и я ни от кого не могла добиться, где ты живешь. Потом твой отец сказал, что я могу присылать письма для тебя ему, а он будет их передавать.
Она во всем его слушалась. Как и я.
– Как ты могла позволить мне уехать? – выкрикиваю я, сама не понимая, что говорю.
Мама делает шаг в сторону и смотрит на свои руки.
– Адвокат твоего отца убедил меня, что так будет лучше для всех, прежде всего для тебя. Тебя бы вынудили дать показания, Боб провел бы много лет в тюрьме.
Ясно. Значит, таков ее собственный выбор. Скорее всего, она отказалась от претензий по условиям расторжения договора о заключении брака.
Мама подходит и берет меня за руку.
– Ты должна мне верить, Анна. Я любила тебя и была уверена, что поступаю правильно. Поверь. – Она отворачивается и стряхивает землю с кроссовок. – Я была глупой, думала, ты вернешься. Знаешь, когда твой отец сказал, что ты никогда не хочешь меня больше видеть, я чуть не лишилась рассудка.
У меня начинает кружиться голова. Как объяснить столь эгоистичный поступок отца? Почему он старался оградить меня от общения с мамой? Боялся, что тогда мне не будет нужен он? Или был одурманен жаждой мести? Он стремился наказать мать и не понимал, что наказывает и дочь? Весь гнев, который я годами мечтала выплеснуть на маму, должен был предназначаться отцу.
Я поднимаю голову и смотрю на небо. Нет! Я приехала сюда, чтобы очиститься от клокочущего столько лет в душе гнева, и теперь остается либо избавиться от него, либо позволить ему уничтожить меня. Я вспоминаю слова Фионы: «Люди хранят тайны по двум причинам: чтобы защитить себя или защитить других». Мой отец защищал свою дочь. По крайней мере, он так думал. Да. Я предпочитаю в это верить. Потому что альтернативный вариант – он защищал себя – мне не подходит. Мне такой груз не под силу.
Я глажу маму по спине.
– Не плачь. Теперь все хорошо. Ты хотела лучшего, поэтому так поступила. – Я сглатываю ком в горле. – И папа тоже.
Мама всхлипывает, поворачивается, вытянув шею, и смотрит на дорогу. Издалека до меня доносится шум машины.
– Боб возвращается, – кивает мама.
Глава 28
Меня охватывает дрожь. Момент, которого я боялась всю свою сознательную жизнь, настал.
– Я пойду.
– Нет. Останься.
– Лучше я подожду в машине, а ты объяснишь, зачем я приехала. Если он скажет, что мне лучше уехать, я так и сделаю.
Мама приглаживает волосы и вытаскивает из кармана тюбик помады.
– Нет, – говорит она, когда ее губы приобретают розоватый оттенок. – Боб тебя не вспомнит, – добавляет она, убирая помаду.
Такое объяснение меня озадачивает. Мама даже не пытается проявить деликатность. Значит, Боб забыл обо мне. Я для него умерла.
Вскоре к дому подъезжает рейсовый автобус. Мама работает уборщицей, а Боб водителем. И он вычеркнул из памяти дочь своей жены.