Так – негодующая Федра – / Стояла некогда Рашель.
40
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины.
41
И море, и Гомер – все движется любовью.
42
Стихи Пастернака почитать – горло прочистить.
43
В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
И каждый час нам смертная година.
44
У вечности ворует всякий, / А вечность – как морской песок.
45
И своею кровью склеит / Двух столетий позвонки.
46
Но разбит твой позвоночник, / Мой прекрасный жалкий век!
47
И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме / (...)
Считали пульс толпы и верили толпе.
Быть может, прежде губ уже родился шепот,
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.
48
Он опыт из лепета лепит / И лепет из опыта пьет.
49
Часто пишется – казнь, а читается правильно – песнь.
50
На стекла вечности уже легло / Мое дыхание, мое тепло.
51
Всё перепуталось, и сладко повторять: / Россия, Лета, Лорелея.
52
Есть ценностей незыблемая скала.
53
Жил Александр Герцович, / Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал, / Как чистый бриллиант.
54
Нам с музыкой-голубою / Не страшно умереть,
Там хоть вороньей шубою / На вешалке висеть...
55
Мне на плечи кидается век-волкодав.
56
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
57
Играй же на разрыв аорты!
58
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
59
Усыхающий довесок / Прежде вынутых хлебов.
60
Пайковые книги читаю, / Пеньковые речи ловлю.
61
Но, видит Бог, есть музыка над нами.
62
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом, —
Да, видно, нельзя никак...
63
Читателя! советчика! врача! / На лестнице колючей разговора б!
64
Он сказал: довольно полнозвучья,
Ты напрасно Моцарта любил,
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.