Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений

В. Яхонтов (ГЛМ)

Московский областной отдел здравоохранения при Мособлисполкоме, санаторий «Саматиха» (1938): Общественный ремонт здоровья, или отдых в мышеловке

1

Двухэтажный дом Чусова был, вероятно, теплым и вполне пригодным для зимнего жилья. Но оставаться на зиму в Савелово оказалось, видимо, по каким-то причинам нельзя, и во второй половине октября вопрос о местожительстве встал заново и с не меньшей остротой.

Аркадий Штейнберг, в то время сам сидевший в лагере, позднее рассказывал, что Мандельштамы заходили к нему домой и расспрашивали его мать о Тарусе. Ездили они и в Малый Ярославец к Надежде Бруни – жене Николая Александровича Бруни, «отца Бруни» из «Египетской марки», тоже арестованного. В этот неосвещенный, непролазный в дожди город они приехали поздно вечером – ни фонарей, ни прохожих; на стук в окна – искаженные страхом лица: оказалось, что в последние недели город накрыла волна арестов, и наутро Мандельштамы в ужасе бежали в Москву из такого «пристанища» [399] .

Поздней осенью 1937 года Мандельштамы поселились в Калинине – с легкой руки Исаака Бабеля, сказавшего: «Поезжайте в Калинин, там Эрдман, – его любят старушки…» Надежда Яковлевна потом вспоминала, как Николай Эрдман, сам живший в маленькой узкой комнатке, где помещались только койка и столик, помогал им устроиться:

...

Когда мы пришли, он лежал – там можно было только лежать или сидеть на единственном стуле. Он немедленно отряхнулся и повел нас на окраину, где иногда в деревянных собственных домах сдавались комнаты. Навещал он нас довольно часто… [400]

Приехали Мандельштамы, вероятно, 5 ноября, ибо 6-го они уже в Калинине были. Остановившись в лучшей тверской гостинице «Селигер» [401] , первым делом – оба-сами – написали по письму Кузину [402] , сложили в общий конверт и отнесли на почту [403] . Письмо О.М. вполне себе бодрое, даже радостное, он не жалуется, а как бы отчитывается за всё время отсутствия вестей друг о друге:

...

Жизнь гораздо сложнее. Много было трудностей, болезней, работы. Хорошего было больше чем плохого. Написана новая книга стихов. Сейчас мною занялся Союз Писателей: вопрос об этой книге и обо мне поставлен, обсуждается, решается. Кажется, назревает в какой-то степени положительное решение.

И дальше о музыке – между Кузиным и О.М. было принято обмениваться музыкальными впечатлениями: « Он достиг высшей простоты. Его принимали холодно ». Кончается письмо так: « Хочу вас видеть и если не вы, то я – когда-нибудь да приеду. Мы легки на подъем » [404] .

К 17 ноября 1937 года вопрос с квартирой, а стало быть, и с местом постоянного проживания решился. О.М. и Н.М. прописались в Калинине, в доме П.Ф. Травникова по адресу: 3-я Никитинская ул., 43.

В тот раз Мандельштамам повезло. Узнав их голоса, из одного дома вышел жилец, ленинградец, бывший литературный секретарь П.Е. Щеголева [405] , и его хозяйка, поняв, что наниматели не проходимцы, сразу же сдала им комнату в своей пятистенке.

Надежда Яковлевна Мандельштам, посвятив хозяйке и ее семье отдельную главку в первой книге воспоминаний («Последняя идиллия»), назвала лишь ее имя и отчество – Татьяна Васильевна, а заодно и профессию ее мужа – рабочий-металлург. Но из различных «дел Мандельштама» мы узнаем и всё остальное: их фамилию – Травниковы, имя хозяина – Павел Федорович и их точный адрес (дополнительным ориентиром может служить и маршрут, которым Мандельштамы добирались до дома с вокзала – по мостам через Волгу и Тьмаку, ее приток) и даже сроки их проживания (точнее, прописки) у Травниковых – с 17 ноября 1937 года по 10 марта 1938 года, после чего О.М. « со всем своим семейством из г. Калинина выехал на постоянное место жительства в г. Москву ».

Сначала Мандельштамы поселились, по-видимому, в отдельной комнате, может быть, на утепленной террасе. Но там было все-таки очень холодно, и со временем (наверное, еще в ноябре) они переместились на теплую половину дома. В этот день они написали Кузину:

...