– Короче, я думаю, что она не успела закончить, ее прихватило слишком резко. Скорее всего, ей хотелось даже не проучить эту даму, не что-то ей доказать, а попытаться остановить, что – ли, она думала, что будет скандал… Воронцов замолчал и с трудом продолжил. – Понимаете, Костина мама не была эксцентричной, да и редко кто расстается с жизнью вот так – напоказ, хотя я могу и ошибаться и это было просто спонтанным решением – не знаю. В любом случае, ничего не вышло – скорая приехала вовремя, Сафронова избежала позора и только Костя безуспешно пытался что-то доказать.
– А почему в больнице ничего не сказали, почему в заключении, уж не знаю, как правильно, стоит – естественная смерть? – Макс задал вопрос, который у всех вертелся на языке.
– Потому, что у нее действительно было больное сердце, потому, что пузырек остался на столе, а Костя стал разбирать вещи только после похорон. Да и не в этом дело – некому было давить, некому хлопотать, никто не мог пугать связями, потому что их тоже не было. Был сам Костя, а он был никем. Просто слегка свихнувшийся от горя парень, который невесть что несет, да и припозднился он с выводами.
– Я не понял, – произнес Гасанов, – что значит припозднился?
– Он чувствовал, что дело нечисто, но жена убедила – самоубийц же по православным обычаям в церкви не отпевают и он почти сдался.
– А потом почему стал так бегать? – спросил Стас.
– Да потому, что одна девчонка решила, что так не честно, что мать его на том свете в гробу переворачивается и еще потому, что у него был друг, Игорь, который сказал, что поможет, что трое – это уже сила. Только оказалось, что для Москвы они не сила, а так – пыль под ногами, без денег – они были никем. Их быстро уволили и история закончилась.
– А я бы все равно остался и добился бы своего – Макс набычился и смотрел на Воронцова, как на врага.
– Максим, ты ничего бы не добился, я тебе как бывший следователь говорю. Ровным счетом ничего, уж поверь – Гасанов посмотрел на него и протянув руку накрыл его ладонь своей рукой. – Причинно-следственную связь установить было бы невозможно, ну кто, как ты думаешь, пошел бы давать показания против Сафроновой? Ее бедные подчиненные? Разумеется, все знали, что происходит, но кроме влюбленной девчонки и товарища, у Проскурякова никого не было, а для толкового адвоката – это просто ерунда, а не противники, даже если предположить, что удалось бы доказать сам факт самоубийства.
Весь стол притих и официанты в недоумении обходили их стороной – вроде начинали за здравие, а заканчивают заупокой. Ловят каждое слово взлохмаченного деревенского мужика и с каждым кивком всё больше и больше мрачнеют. Надо охрану подтянуть, неровен час – учудят чего.
– Верно, Шамиль Наимович, мы уж и так и этак с Кудряшовым прикидывали – только бестолку. Ну да чё там – Воронцов пожал плечами и выпил еще рюмку. Зинаида Матвеевна незаметно положила руку на грудь, а Миша спустя секунду достал из ее сумочки таблетку и велел положить под язык.
– Так это Проскуряков, надеюсь, убил Сафронову? – сжав зубы, спросил Макс.
– Ну конечно. Вопрос был только один – аффект, или хладнокровное убийство, как думаешь юный следопыт? – и Воронцов внимательно посмотрел на Макса.
– Аффект, само собой.
– Ишь, ты, какой шустрый, а спланированное присутствие Андреевой – как с этим быть?
– Не знаю, но всему должно быть объяснение.
– Верно, только какое? Спонтанность ну никак не вяжется с ложным вызовом Алины Витальевны в Камелот. Это меня и смущало.
– Так почему Вы решили, что убийство не было заранее продумано? – спросил Михаил, – какая разница сколько раз ударили ножом, это ведь ни о чем не говорит.
– На самом деле говорит, еще как. И сила, и точность, и количество ударов, да и нож – не шибко профессионально, но дело не в этом. Не было времени для планирования. Сафронова только прилетела.
– Тогда я думаю, что это женские штучки – впервые подала голос Ольга Леонидовна.
– Точно, согласна – поддержала ее и Зинаида Матвеевна.
– Почему это, позвольте полюбопытствовать? – заинтересовался Воронцов.
– Уж больно все витиевато для мужчины. У Вас ведь как – вижу цель – не вижу препятствий, – ты согласен дорогой? – и Ольга Леонидовна с любовью посмотрела на мужа.
– А когда я с тобой не соглашался? – Я, кстати, тоже думаю, что это не мужской почерк. – Лёля прости, но твоя мама, мир ее праху и не на такое был способна, то что Вы рассказываете для нее было бы просто детской забавой.
– Модест!
– Олечка, но я же заранее извинился…
– Вы же не всерьез? – всполошился Стас – ссоритесь не всерьез?
– Разумеется всерьез, иначе жить не интересно, у нас уже давно все серьез, – ответил Модест Карлович и нежно потрепал его о плечу. – Простите, господин следователь, что отвлекли.
– Не страшно, тем более, что Вы правы. Это все задумала и воплотила Проскурякова.
– То есть как все? Убийство? – тут уж и у Гасанова брови полезли на лоб.