Служанка двух господ

Терпимость еще не стала чертой моего характера. Поэтому, застегивая перед зеркалом свой плащ, я бросила Марининому отражению:

— А другие невротики берут с них за это деньги.

— А вы знаете кого-нибудь, кто не был бы невротиком? — парировала она.

— Знаю, — развернувшись, ответила я, — она — психотик, — я думала об Але.

Марина посторонилась. Я выскочила из пряничного домика, оставляя позади призыв начать жизнь сначала. Идиотизм. Даже буддисты предполагают смерть перед новой жизнью. А здесь думают начать новую жизнь, скрутив фигу старой и выбив из подушки пыль.

Я прибежала домой и, минуя холодильник с ванной, кинулась к книгам на тумбочке. Четыре часа я, не отрываясь, читала пьесу Сартра о Фрейде. Потом с досадой швырнула зеленый томик в дальний угол. Полный бред. То ли Сартр идиот, то ли Фрейд, то ли я. А может, все трое. Нет, Сартр не идиот. Ему заказали сценарий, он написал. Фрейд тоже не идиот, если, копаясь в чужом дерьме, прожил безбедно аж восемьдесят два года. Да и теперь, чуть заговорят о душе, дедушку Фрейда зовут, не к ночи будь помянут. Идиотка — это я. Потому что влезла не в свое дело. Ну как же, нужно товарищу детских игр помочь. А зачем? Чтобы племянничек мог в свои игры играть. Тоже мне, защитник бедных и обездоленных. Ну прибил маньяк нескольких побродяжек, ну еще нескольких прибьет. Так им все равно дорога или на панель, или в тюрьму.

Я полезла в угол и достала книгу. Ну, чего я так разозлилась? Мечтала — открою, прочитаю, загадку разгадаю. Не вышло. Нужно думать. А думать я не умею. В самом деле, не кокетничая. Я недавно поняла, в чем разница между мужчинами и женщинами. Женщины, когда говорят, не думают. А мужчины, напротив, думают, только когда говорят. Поэтому мужчины так не любят говорить, а женщины — молчать.

Кроме женщин, очень не любит молчать телефон.

Глава 16

Последнее время телефонный звонок взял на себя роль глашатая. Как ни сниму трубку, новый поворот в судьбе. Вот и сегодня…

— Вика, — раздался взволнованный тетин голос, — Аля не у тебя?

Вот вопрос, который я меньше всего ожидала услышать.

— Нет, — ответила я, искренне недоумевая, — а почему она должна быть у меня?

— Ой, — вздохнула тетя, — да не должна. Просто час назад она улизнула из дома. Где ее теперь искать, ума не приложу. Сережа по делам уехал, вот-вот вернется. Как я ему скажу, что Аля пропала? Ему же совсем волноваться нельзя.

— А племянничек где? — поинтересовалась я.

— Смылся куда-то к своим шлюхам, к понедельнику только появится, — вздохнула тетя.

— А он не мог Алю с собой прихватить?

— Зачем она ему!

— Да ни за чем — дядю поволновать. Тебе такая мысль в голову не приходила? А то зажился дядя на свете. Сергей Владимирович ведь не все ему оставил.

— Господи, как мне все это надоело, — всхлипнула тетя, — скорей бы уехать да пожить спокойно хоть на старости лет.

Бедная, бедная тетя. Вся ее молодость прошла на камбузе. Ведь не за тертыми же джинсами она в море пошла — это я сейчас понимаю, — а за любовью. Любила капитана, тот не хотел разводиться — визу за границу закроют. Вот и возил одну жену на пароходе, другую держал на берегу, до самой пенсии. А теперь, когда тетя обрела надежную опору, ее норовят сбить то сумасшедшая внучка, то жадный племянник. Тетя плакала.

— Не реви, — резко оборвала я, — сейчас оденусь, вызову такси и поищу твою Алю. Куда она могла деться, в самом-то деле, болтается где-нибудь по улицам.

Я положила трубку и потянулась за брюками. Легко сказать — не беспокойся, я ее найду. А где искать? Что я знаю об Але, кроме того, что она сумасшедшая? Она любит Виктора и ненавидит Лилю. Но Лиля в больнице, под замком. И Алю никто туда не пустит в такой час. Я взглянула на часы — десять. Аля убежала час назад. В больницу? Нет, пустой номер. Двери уже закрыты на засов, дети в постелях, а санитарки — на кухне, пьют чай. Даже если Аля начнет тарабанить в дверь, ей не откроют, а вызовут милицию. И через полчасика Алю доставит домой патрульная машина. Теперь Виктор. В субботу вечером он дома или в гостях. Если дома, то Аля постучит в дверь, и Виктор тут же позвонит родным. Или она будет топтаться под окнами. Ну что ж, сейчас проверю, я в самом деле не умею думать или мне это только кажется?