Смайлик на асфальте

— Две пересекающиеся дуги, верхняя и нижняя. Символ верхнего мира и нижнего, начала и конца, причины и следствия. Это знак древнего и ныне забытого общества. В восточной философии существует понятие кармы — воздаяния. Любое действие, мысль, желание влекут за собой отдачу. За доброе деяние — добром, за злое — злом. В духовном, идеальном мире отдача настигает мгновенно. Но материальный мир несовершенен, порой оплата сильно запаздывает. Даже в следующей жизни расплата может не настичь грешника. Адепты того древнего общества называли себя орудием кармы на земле. Стирая с материального плана грешника, они считали, что совершают благое деяние — уменьшают негативную карму города и страны, где он жил.

— Ничего не понял, — возмутился я. — Получается, хочешь убить — убивай? И никакого раскаяния? Получается, можно всё?

— Можно всё, но не всем.

— Так вы что же, одобряете убийство?

— Не важно, что думаю я. Я всего лишь ничтожная слуга высших сил, которой даровано видеть и знать чуть больше, чем обычным людям, — теперь в ее голосе чувствовалось легкое недовольство. — На этом позвольте завершить визит, ваше время вышло. Деньги оставьте на столике.

— Подождите! — я вскочил на ноги. — Как найти это общество?

Но ответа не последовало. Со свечой в руках я подошел к окну и отдернул тяжелые портьеры. В абсолютно пустую комнату вполз вечерний сумрак — гадалки здесь уже не было.

Домой я вернулся в мрачном расположении духа — как ни пытался отогнать от себя страшное пророчество, услышанное не выходило из головы. И зачем только я задал гадалке вопрос о своем будущем? Но что сделано, того не воротишь. Я поцеловал детей перед сном — младший, Викентий, как всегда, не желал ложиться спать без истории на ночь — пожелал жене спокойного сна и заперся в кабинете, сославшись на неотложные дела. На самом деле я набил табаком трубку и закурил, чего не делал уже долгое время.

Выкурив трубку, я постарался сосредоточиться на деле. Эх, жаль, не удалось разговорить гадалку — сбежала. Ведь знала что-то об убийствах, знала, а иначе откуда такая осведомленность?

Пытаясь избавиться от тягостных мыслей, я взялся за стопку дел, которые принесли домой в мое отсутствие. Все они касались происшествий на набережной Екатерининского канала возле того места, где был обнаружен знак. Пьяную драку у дверей трактира я сразу же отложил в сторону. Туда же отправились и кражи. Зато смерть гувернантки Полонской, работавшей в доме чиновника Государственной Думы М., вызвала во мне сильнейший интерес. Смерть посчитали несчастным случаем — бедняжка выпала из окна пятого этажа. Квартира стояла пустая, хозяева давно проживали в имении за городом. Что она делала в чужой квартире? С кем встречалась? На эти вопросы следствие ответа не нашло. Однако в тот день дворник видел выходящей из дома высокую даму в черной шляпе с вуалью, но заподозрить ее в причастности к смерти бедняжки не мог. Слишком важно и уверенно та держалась.

В раздумьях я написал на листе бумаги три имени:

№ 1 — Полонская.

№ 2 — Топилин.

№ 3 — Казарин.

Но ни одна линия не соединила их вместе — ни одной зацепки кроме злосчастного знака, чтобы связать эти смерти, у меня не было. Если все трое были убиты, значит, нужно искать мотив и возможность. Дабы освежить память, я пролистал свои записи в блокноте, и тут мой взгляд зацепился за одну фамилию, встречающуюся сразу в двух эпизодах. Возможно, это было простым совпадением, а, возможно, и нет.

Шталь — вот кто привлек мое внимание. Его видели в день убийства в доме Топилина — вот и возможность в деле № 2, а в деле № 3 у него был мотив. Мотив же в деле № 2 был у Вольской. И тут меня осенило. Немолодая, степенная, высокая женщина в шляпе с вуалью в доме Полонской… Ведь это Вольская! А если же исполнителем в деле № 3 был Смолич, то, следуя выявленной схеме, его мотив должен обнаружиться в убийстве № 4, которое пока еще не совершено. Я был уверен, что следующей жертвой станет балерина, угрозы в ее адрес — не пустая болтовня пьяного.

Кто-то придумал идеальную схему преступления — цепочку, когда одно звено цепляло за собой другое. Этот гений преступного мира, находясь где-то поблизости, в тени, направлял руку убийцы и режиссировал страшный спектакль, а после ставил свою подпись — пересекающиеся полуокружности. Я схватился за голову. Или я сошел с ума, нафантазировав Бог знает что, или балерина вскорости — возможно, даже сегодня! — будет убита. Кем-то, кого мы не сможем вычислить, потому что даже не заподозрим.

За окном стояла глубокая ночь. Я наделся, что непоправимое еще не случилось. Я поднял трубку телефона и велел направить агента к дому балерины. Тогда я еще не знал, что уже опоздал.

Едва я забылся беспокойным сном, меня разбудила испуганная жена, а в передней топтался сконфуженный пристав.

— Петр Маркелыч, простите Христа ради, но вы просили немедленно… ежели что…

— Что случилось? Убили?

— Да-с. Но тут… Дело деликатное-с…

Он наклонился к моему уху и прошептал: