Брагин не понимал, что произошло. А Киселёв требовал звонок, на который имел право. И сколько капитан с ним ни бился, больше ничего не услышал.
— Ладно, заканчиваем, — Кравченко поднял глаза к видеокамере. — Дайте ему телефон.
Минут через десять Кравченко вернулся в комнату с мониторами, где его дожидался Брагин.
— Известно, кому он звонил?
— Нет, телефон зарегистрирован на подставное лицо.
— А что сказал?
Кравченко пощелкал мышкой и загрузил аудиофайл.
Второй голос на пленке явно был пропущен через программу модификации, он звучал плоско, бесцветно, как будто говорил робот. Брагин даже затруднялся сказать, мужчина это или женщина.
— Так есть запись или нет пленка? — спросил Брагин.
Капитан с досадой покачал головой:
— Нет. Камера действительно была выведена из строя.
— Так я и думал. И что теперь?
— Задержим его на сорок восемь часов. Надеюсь, к тому времени у нас будет, что ему предъявить. Проведем опознание. С Молчановой проблем не будет?
Брагин кивнул.
Оказавшись на улице, он с сожалением посмотрел на затянутое тучами небо — хотелось пройтись, чтобы спокойно подумать — его не оставляло ощущение: он что-то упускает, что-то, лежащее на самом виду. Но первые капли уже легли темными кляксами на серый асфальт, говоря: додумывать будешь дома.
Дома он согрел чайник, бросил в кружку два пакетика чая — чтобы получилось покрепче. Давно пора было нормально поесть — перехваченный в кафе кусок пирога голод не утолил, но полный желудок стал бы помехой работе мозга. Брагин знал свою особенность. Или — или. Мозг работал хорошо только тогда, когда он был голоден. Сытый желудок превращал его в благодушного и заторможенного тугодума, а он сейчас нуждался в обостренной интуиции и безупречной логике.
Он уселся в кресло, сделал несколько глотков сладкого чая и закрыл глаза. Необходимо было мысленно пройти весь сегодняшний день, от начала до конца, и найти тот момент, когда его посетило ощущение «горячо». Разговор с бывшим начальством, встреча с Кравченко, беседа с сестрой Валентины Федорчук, вновь разговор с капитаном, на этот раз уже долгий, визит к невестке Федорчук в клинику…
Вот! Вот оно!
«Она никак не хочет понять, что у клиники в последнее время большие траты. Мы открыли филиал в Москве, подписали контракт на рекламу. Думаете, актриса стала лицом клиники за красивые глаза?» — вспомнились слова директора. А затем в памяти возник рекламный плакат — красивое женское лицо с родинкой на левой щеке. Это же Анастасия Ананьева!
Он вспомнил, как месяц назад специально выбирался в Москву, чтобы поговорить с ней. Пришлось тащиться на другой конец столицы, потому что она, видите ли, слишком устала, чтобы подъехать в центр. И все это ради одной высокомерной фразы: «Вы с ума сошли! Я и какой-то Зязиков!»
Не удивительно, что сейчас он не сразу узнал ее, хотя и видел месяц назад. Все эти современные гламурные «куклы» похожи друг на друга.
Значит, невестка Федорчук, у которой был вполне весомый мотив, чтобы избавиться от своей свекрови, была знакома с Ананьевой, которая проходила по делу Зязикова? Да, именно так. Мотива у Ананьевой не было, зато была возможность — алиби на тот вечер она так и не предоставила. Зато у Натальи Федорчук был мотив, но не было возможности — Кравченко перепроверил ее алиби, в момент смерти свекрови женщина действительно сидела в кресле парикмахера.
Брагин вскочил с кресла, едва не опрокинув чашку с подлокотника.
Только что это дает сейчас?
Он в волнении зашагал по комнате. Потом опять уселся в кресло, стараясь успокоить скачущие мысли. Но было поздно. Эмоциональное возбуждение дало себя знать, «придавив» рассудок. Мозг отказывался анализировать дальнейшие события. И это было плохо: ощущение, что он что-то упускает, никуда не ушло.
Глава 8
— Ты же обещал! — серые глаза смотрели укоризненно.
— Обещал, — Артём виновато развел руками, добавив по себя: «Имел такую глупость». — Совсем забыл, что сегодня у меня «крыши», это очень опасно.