Смерть антиквара

Марик тогда честно назвал мне сумму, и я удивился, что она так заметно отличается от той, что назвал мне Володька. А дальше Марик поведал, что к его брату, который тоже считается спецом в этой сфере, приходил некий мужичок и приносил на оценку именно старинные драгоценности искусной работы. И брат Марика тоже оценил их очень высоко. А мужичок по описанию сильно смахивал на Володьку.

И тут у меня в башке словно переклинило. Ну Сажин, ну гад ползучий, гнида казематная. Нахлобучить меня решил и все деньги себе заграбастать.

После встречи с Мариком моей первой мыслью было поехать к Володьке и разбить ему рожу до крови. Но я, помня, чем кончилось дело со старухой из Толмачева, решил сначала все обдумать, успокоиться, а потом уже идти с претензиями. За день-два Володька точно никуда не денется, и я все выясню. И если он действительно хотел меня кинуть, сделать это у него не получится.

На следующий день я поехал к Володьке. Заранее подумал, что скажу и как проведу беседу.

Сажин удивился моему неожиданному приезду, потом начал обсуждать нашу прибыль и будущий отъезд в Америку. Я в ответ начал издалека. Но как-то само собой вылетело обвинение в крысятничестве.

Мы начали спорить и ругаться. Сначала Володька отпирался, да так натурально, что я разозлился, как сто чертей.

Мы сцепились. Дрался Володька всегда хреново, поэтому, когда я его опрокинул на пол, он сознался во всем. И сказал, что если я и дальше буду так наезжать, не увижу денег как своих ушей.

Вот сучок! Меня всегда обвинял в жадности и прижимистости, а сам оказался жмотом, каких поискать.

И я не выдержал. Достал перочинный ножик, оставшийся у меня еще с археологических времен, и ударил его несколько раз.

Я пришел в себя, когда Володька уже не дышал. Вот тогда я и понял, что перешел черту, из-за которой нет возврата.

Я сел на диван и дико захохотал. Когда истерика прошла, я начал думать, что делать. Если с бабкой тогда прокатило, то и с Володькой может.

Шальная мысль пришла мне в голову: а что, если изобразить сатанинское убийство? И свалить все на ту стерву-гадалку. Один хрен, ее весь дом терпеть не может, да и мутная она какая-то.

Я снова вытащил ножик, стащил с Володьки рубашку и нарисовал на теле непонятные символы. Первое, что в голову пришло. Потом я отмыл следы крови, которые попали на паркет. С ковра я бы не отчистил, да они там и незаметны были благодаря цвету этого совкового старья. Потом я залез в телефон Володьки, переписал себе номер этого французика и удалил его.