Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)

полутемно, пахло сушившимися близ печурки портянками и кирзовыми сапогами, нечистым телом, потом, водочным перегаром.

Начальник наклонился над койкой, разглядывая слившееся с полутьмой лицо Бутова.

— Ругается: «Мало в тебе бдительности!». А чего, однако, делать, сам не разгрузишь. А если покопаться, да поглубже, у каждого найдется. От хорошей жизни кто сюда пожалует? Участковый сказал: «В идейном соображении сдаешь!» Раскумекал?! Статью подводит. Сказал: «Как бы тебе туз бубен не выпал». В Омуте, будь он проклят, до меня двое работали — нынче оба там. Истинно — омут, серый омут.

— Одеваться, что ли? — с нарочитой ленцой спросил Бутов.

— В ночь?! Тут ночью одни волки бродят или на беглого напорешься — тот, бывает, похуже волка. Или патруль по нечайности пристрелит. Утром к семи часам у конторы — как штык! Документы, однако, смотри не забудь.

Бутов, не отвечая, снова лег, закутался с головой в одеяло и повернулся к стене, стараясь дышать ровно, как спокойно засыпающий человек.

Он многому научился за эти два месяца.

И тому, что по звериной своей природе человеку следует больше доверяться не словам, а тону голоса, выражению глаз.

И тому, что нельзя ничего страшиться прежде времени. «От страха только моргалы слепнут», — поучал любивший пофилософствовать бригадир.

И тому, что особенно цепляться за жизнь и свободу нет резона; чему быть — того не миновать. Вспомнилось, как они наедине беседовали с Р., и с такой увлеченной страстностью, будто найди они одну-единственную верную мысль — и жизнь у всех пойдет правильнее, праведнее; будто есть такая мысль. Тогда они еще были убеждены, что земля вертится вокруг солнца, как положено, а не катится в бездну, пустоту, черноту — вот в это: проволоку, смерть. Тогда они не понимали, что если утром солнце взойдет, то так — без смысла, по привычке; да и солнце будет все более подменное, без истинного тепла.

Начальник вышел и долго бродил у дверей барака; звук шагов был прерывистый, как морзянка. Были они — так показалось — неуверенные, будто начальник ходит и думает: «А может вернуться и сказать чудному студенту: «Беги, пока есть время. Беги!» Потом шаги стали удаляться, совсем заглохли.

И сразу, без малейшего перерыва, снаружи к окну по стене прямо вверх — стал подниматься тот давешний — с чемоданчиком; вот это было странновато — поскольку барак, откуда все же эта высокая плоская стена? Но тот серый с чемоданчиком поднялся высоко вверх, влез, приделал решетку к окну.

Бутов уже понимал, что он спит, а спать никоим образом нельзя. Вот для чего сейчас уж действительно неположенное время. Раскрыл глаза, но на лицо все так же падали тени от решетки — холодной, режущей даже тяжестью. А после он сообразил: какие же это тени, просто влажный лесной воздух дует себе сквозь щели, напоминая: «тут мы — именно мы, — как в мышеловке, поторапливайся!».

Бутов поднялся, быстро, но осмотрительно, без суеты вытащил из-под койки как всегда аккуратно уложенный вещмешок — даже с запасцем сухарей и еще кое-чего, сунул в мешок всякую мелочь — бритву, зеркальце, мыло, ту самую катушку белых ниток с иголкой — и, осторожно ступая, чтобы половица не скрипнула, вышел из барака. Все кругом было черным — дебаркадер, баржи, бараки, конторка; только река ближе к середине, куда не достигали тени деревьев, проблескивала чем-то сероватым и блестящим; будто вечерний свет утонул в ней, но не совсем, не до самого дна, и мгновениями выскальзывает на поверхность.

План побега у Бутова не был продуман заранее, но без малейших размышлений он пошел вдоль реки, против течения, оттого, может быть, что тянули эти отблески, тянули как нечто все же живое.

Вот так же тонула в беспредельной черной реке, не пробуя даже вынырнуть на поверхность, вся страна.

Пошел еще и потому так, что где-то близко, по другому берегу реки — он знал — граница района, а в другом районе легче скрыться, меньше опасность сразу попасться. Глаза стали привыкать, видно стало, как быстрое течение отбрасывает к берегу узкую серую полоску пены. Лес, до того погруженный в глубокий сон, зашелестел; бредил подобно спящему человеку.

Сперва Бутов шел опушкой леса, подступающего тут прямо к берегу, иногда до крови царапавшего лицо низко нависающими ветвями, потом ступил в воду и долго брел против быстрого течения — это чтобы сбить со следа, если вздумают искать с собаками; он был в сапогах, а вода не доставала до колена. Потом как-то так угадал брод — тут была легкая и очень медленная серебристая зыбь.

Иногда он проваливался до шеи, даже уходил с головой в донную яму. Потом течение усилилось, и, преодолевая бешено крутящиеся, хотя и невысокие волны — недаром место называлось Серым омутом, — он с трудом добрался до противоположного берега.