Смерть как искусство. Том 2. Правосудие

Н-да, немного… Господи, как все просто! Настя с трудом удержалась от смеха. Арбенина видела, что Арцеулов симпатизирует автору пьесы, молодому красивому блондину, и у нее родились определенные подозрения, касающиеся сексуальной ориентации Михаила Львовича. А поскольку традиционная ориентация самого Лесогорова ни у кого, кажется, сомнения не вызывала, то, по мнению актрисы, речь могла идти о неразделенном влечении актера Арцеулова к молодому драматургу. Вот глупость-то! Ни о чем подобном и речи нет. Впрочем… Кто его знает? А вдруг именно так и есть? И убийство Лесогорова не имеет никакого отношения к покушению на Богомолова, а связано исключительно с личными любовными переживаниями? Ну, и что мешает Арбениной прямо заявить об этом? Чего она жмется и про животных в кадре рассказывает? А-а, все понятно, сор из избы. Как же можно бросить хотя бы тень сомнения на любимца публики Михаила Арцеулова, признанного героя-любовника и отважного воина, трагического злодея и благородного гения!

– Вы меня простите, деточка, – чуть суховато произнесла Евгения Федоровна, – мне нужно переодеться и отдохнуть, в моем возрасте даже половина репетиции, как сегодня, требует больших усилий.

– Конечно, конечно, – пробормотала Настя и вышла.

Вот и о возрасте Арбенина вспомнила очень кстати. Да ни одна актриса, будь ей хоть девяносто лет, не признается, что устает и ей трудно. Просто она хотела прервать разговор, вот и все.

Между полуднем и часом дня артистический буфет обычно пустовал, технические службы начинали обедать с часу, и Михаил Львович Арцеулов пил чай в полном одиночестве, когда к нему подскочил Александр Олегович Федотов.

– Ну, что? – спросил он с горящими глазами.

Арцеулов поставил чашку на стол и удивленно посмотрел на помрежа.

– Что?

– Ну, что она сказала? Зачем она вас просила остаться? Они нашли убийцу, да?

– А, ты об этом! – Арцеулов откусил большой кусок кекса с изюмом и принялся с удовольствием жевать. – Нет, никого они не нашли. Они, по-моему, вообще искать не умеют, ходят, смотрят, разговаривают, а где дело? Где результат? Еще один труп – вот и весь итог их бурной деятельности. Кругом одни дилетанты! Ну что они могут? Баба и пацан, просто смешно.

– Так что она сказала-то? – настойчиво повторил Федотов.

– Сказала, что кто-то хочет сорвать постановку «Правосудия», и я – следующая жертва.

Помреж вытаращил глаза, у него даже дух перехватило.

– Иди ты! Прямо так и сказала?

– Так и сказала, – совершенно серьезно подтвердил Михаил Львович. – Просила, чтобы я был осторожнее и внимательнее.

– А ты?

– А что я-то? Мне-то чего бояться? Да пусть ко мне только кто-нибудь приблизится, я его одной левой сделаю. Ты меня знаешь, я не шучу.

– Это точно, я тебя знаю. – Глаза помрежа внезапно сузились, и он пристально посмотрел на артиста. – А признайся, Миш, ну как на духу признайся: это ведь ты Богомолова… того?.. Не простил ему Прекрасную Елену?

Лицо Арцеулова мгновенно побагровело и стало тяжелым и страшным.

– Прекрати молоть чушь! – зашипел он, оглядываясь на девушку за буфетной стойкой. – По-твоему, я и Лесогорова грохнул? Зачем? Тоже из-за Ленки? Дурак ты, Саша, и не лечишься. Тебя послушать, так люди из-за любви черт знает на что способны.

– А разве нет? – невинно осведомился помреж.

– Не знаю. Лично я – нет. – Арцеулов, казалось, немного успокоился. – Я Лену давно простил. И вообще, у меня с личной жизнью все в порядке, и ты это прекрасно знаешь. Я к Льву Алексеевичу претензий не имею.

– Это ты кому-нибудь другому расскажи!

– Да тише ты! Чего орешь? – Арцеулов снова тревожно оглянулся на буфетчицу, которая мирно резала колбасу и красную рыбу и делала бутерброды.

– Что я, не вижу, как ты его ненавидишь? – продолжал Федотов, понизив голос. – Да тебя всего трясет, когда он в одно с тобой помещение входит. И не я один, вся труппа в курсе твоей пламенной любви к Богомолову. А мальчишку ты убил, чтобы подозрение от себя отвести. Ловко придумано, только старо, как мир. Думаешь, сыщики поведутся на твою хитрость? Уж если я догадался, они тем более допетрят.

Арцеулов медленно отодвинул чашку на середину стола, прикрыл на мгновение глаза, а когда открыл их, на лице его сияла добрая и слегка недоуменная улыбка.

– Да что ты, в самом деле, Саша! – проговорил он вполне мирно. – Ты не болен, случаем? Ты вообще себя слышишь? Что ты несешь? Ты что, всерьез думаешь, что это я сделал?

– Думаю, – кивнул Федотов. – И не только я один. Скажи спасибо, что милицейские пока еще так не думают, но это вопрос дней, а то и часов. Тебя труппа уважает, ты заслуженный артист, поэтому все молчат, но это только до поры до времени. Так что готовься, доктор Астров.

– Александр Олегович, вы кушать будете? – окликнула помрежа буфетчица. – У нас сегодня рыбка красненькая на редкость удачная, нежная и почти совсем несоленая. Подать вам?

Федотов вскочил и кинулся к двери.

– Нет, спасибо, я попозже, – крикнул он на ходу.

Михаил Львович Арцеулов снова остался один. Он некоторое время посидел за столом, потом поднял голову и позвал буфетчицу:

– Рыбка хорошая, говоришь?