Смерть композитора. Хроника подлинного расследования

Никакого особенно глубокого смысла в этой ошибке искать не следует — рану эту никто не скрывал, она была описана и даже попала на фотографию, а то, что Нартиков перепутал левую ногу и правую — так это в порядке вещей. Если внимательно вычитывать следственные и судебные документы, то несоответствия различных деталей и мелочей можно найти во множестве. Это только интернетные граммар-наци озабочены чужой грамотностью, на самом же деле юридические реалии таковы, что судьи обычно читают только обвинительные заключения и очень редко лезут вглубь передаваемых в суд документов (коих может быть очень много!). Причём не только в России — это общемировая практика, обусловленная тем, что у судей попросту нет времени прочитывать поступающие к ним дела полностью.

Даже сейчас содержание экспертиз рассматривается по существу хорошо если в 3–5 % судебных процессов (реально — меньше), во времена же Советского Союза экспертизы вообще не оспаривались. Их обсуждение являлось своеобразным табу, поскольку независимая экспертиза была невозможна и по умолчанию считалось, что советские эксперты и экспертизы не ошибаются! Когда Бухановский весной 1992 г — уже после распада СССР — захотел явиться в суд, чтобы дать показания в качестве независимого эксперта на процессе Чикатило, ему прокурор прямо запретил это делать, пригрозив силой остановить при попытке войти в здание. Именно после этого инцидента Чикатило отказался сотрудничать с судом и принялся имитировать душевную болезнь.

Помню, было очень примечательное дело в Ленинграде, в году, эдак, 1982, кажется, связанное с серийными изнасилованиями. Тогда за большое число изнасилований засудили мальчишку-школьника, по-моему, 9-классника, которого опознали жертвы (они оставались живы). Так вот, чтобы его гарантированно отправить на нары, судмедэксперт подделал улики (отпечатки пальцев на стакане, из которого пил насильник), мальчишку «прессанули» в пресс-хате, он во всём сознался и… лет на 7 его отправили в колонию. А через год или чуть менее поймали настоящего насильника, тому был 21 год и внешне он весьма мало походил на осужденного школьника.

Дело это «раскручивал» КГБ, как раз это была пора интенсивного разгрома Андроповым тогдашнего МВД, во всех регионах вылезала масса «ментовских» проделок, связанных с подтасовками уголовных дел, провокациями в оперативной работе и т. п. И вот у нас в Ленинграде тогда эдакая сенсация случилась! Вопросы были, конечно же, ко всем участникам движухи — милиции, прокуратуре, судебным медикам, криминалистическим отделам, все в этой истории оказались замазаны выше крыши. Хотя, по совести говоря, молодцы и девочки, ложно опознававшие «насильника», если автор не ошибается, то лишь одна из 11 или 12 потерпевших отказалась давать нужные следствию показания и заявила, что на неё нападал другой человек. А все остальные кивнули и сказали: да-да, это он! Возмутительнейшая, конечно, история, искренне жаль мальчишку, жизнь которому поломали не за понюшку табака… Одно время даже думал написать о ней, думаю, книга получилась бы убийственнее «Уральского Монстра», да так и не собрался. Как говорится, планов громадьё, да жизнь коротка!

Упомянутый случай — один из очень немногих примеров того, как к работе криминалистической экспертизы в ту пору возникли вопросы. Когда дело дошло до явного подлога, фабрикации улики — вот тогда стали разбираться. Произошло это в том числе и потому, что в тот момент имелся политический заказ на то, чтобы раздавить Щёлоковское МВД. Его КГБ целенаправленно и давил…

Извините за это отступление, возможно, не совсем уместное, автор всего лишь хотел сказать, что для советского судмедэксперта перепутать левую ногу с правой — это почти не считается за ошибку. Критическому внимательному изучению судебно-медицинские документы в ту пору почти не подвергались — таковы были реалии…

Вернёмся, впрочем, к допросу Нартикова. Следователь обратил внимание эксперта на некоторые несоответствия между описаниями состояния трупа в протоколе осмотра места происшествия и в протоколе СМЭ. В последнем не были упомянуты поверхностные повреждения кожи числом до 10 (в своём месте мы обращали на это внимание и тогда же объяснили данное несоответствие — эксперты посчитали данные дефекты не имеющими причинной связи со смертью).

Нартиков признал небрежность и объяснил её также, как и в предыдущем случае: «Всё это произошло либо из-за моей невнимательности, либо пропущено машинисткой при диктовке прямо на вскрытии». В общем, внимательный читатель ничего нового для себя в этом протоколе не откроет.

Далее, из числа важных документов следует упомянуть заключение ещё одной — второй по счёту — комиссионной судебно-медицинской экспертизы, проведенной теперь уже Республиканским бюро СМЭ. Это весьма внушительный документ аж даже на 18 листах за подписью Главного судебно-медицинского эксперта Минздрава УССР Юрия Платоновича Шупика.