Смерть консулу! Люцифер

— Полюбуйтесь на мою осторожность, — сказал он, обращаясь к Гуго, — я бросил карты, потому что играю слишком счастливо и могу увлечься, не танцую, потому что разорвал бы целую дюжину кружевных оборок, не пускаюсь в разговоры, чтобы не оскорбить ушей Андраши моим скверным французским языком, так как через это может нарушиться Пресбургский мир. — Говоря это, барон невольно взглянул на Андраши и увидел, как тот отвёл в сторону графа Вольфсегга и что-то стал говорить ему. Граф побледнел и, пошатнувшись, схватился за спинку кресла, как будто боялся упасть в обморок, но тотчас же овладел собой, и лицо его опять приняло своё обычное спокойное выражение.

Остальные гости и даже обе хозяйки дома не заметили этого.

Несколько минут спустя граф, проходя мимо Антуанеты, шепнул ей:

— Когда всё кончится, приходи в библиотеку, мне нужно поговорить с тобой.

Наконец разъехались последние гости, слуги погасили свечи, и в доме наступила внезапно мёртвая тишина. Антуанета сняла драгоценности и, накинув на голову белый платок, пошла в библиотеку. Здесь на столе горела одинокая лампа, и только изредка вспыхивали последние уголья в камине. Граф беспокойно ходил взад и вперёд по комнате. Он был так занят своими мыслями, что только тогда заметил Антуанету, когда она совсем близко подошла к нему.

— Что с вами, дядя? Не случилось ли какого-нибудь несчастья? — спросила она, бледнея.

— Это ты, Антуанета! Садись сюда, ты, кажется, озябла, — сказал граф, ласково усаживая её в кресло подле камина и разводя огонь. — Что, твои отец и мать легли или нет?

— Они теперь, должно быть, уже в постели. Я простилась с ними.

— Тем лучше. Значит, они не помешают нам. Я знаю, что у тебя хватит мужества выслушать то, что я должен сказать тебе. Ты, кажется, не страдаешь нервами.

— Нет, — ответила она, не спуская с него глаз.

— Твой брат пойман.

Антуанета вскрикнула, и на минуту всё помутилось в её глазах.

— Где? — проговорила она с усилием.

— При стычке в замке Лерин двадцать седьмого октября. Андраши сообщил мне сегодня эту новость, не знаю — из сострадания или в виде мщения. Он передал мне письмо твоего несчастного брата. Франц навсегда прощается с нами. Он пойман с оружием в руках! Француз на службе восставшей Испании...

— Вы мне не всё говорите, дядя... Он умер...

— Андраши уверял меня, что не имеет дальнейших известий. Твой брат послан в главную квартиру короля Иосифа. Влиятельные испанцы заступились за него, и через посредство короля послано письмо к Андраши. 5 ноября ждали Наполеона в Виторию, а сегодня у нас семнадцатое.

— Вы сами не верите, дядя, что брат жив. Разве пощадит его убийца герцога Энгиенского? Жаль, что я женщина и могу только проливать о нём бессильные слёзы.

— Он подвергнется военному суду как француз, поднявший оружие против императора Франции. Приговор нетрудно предвидеть.

— Смерть! — проговорила Антуанета чуть слышно.

Граф опять начал ходить по комнате.

— Нет, — сказал он, — Бонапарт не велит его расстрелять. Он не жаждет крови единичных личностей и упивается ею только тогда, когда она течёт потоками на поле битвы. Твоего брата, вероятно, сошлют на галеры.

— Гондревилля на галеры! — воскликнула Антуанета. — Это хуже всякой смерти.

— У меня нет сына, я надеялся, что Франц будет наследником моего имени и что я передам ему мой герб. Кто мог ожидать такого исхода?

— Андраши не дал вам никакого совета относительно того, как облегчить участь моего несчастного брата?

— Он сказал, что просьба о помиловании, поданная вовремя, может оказать своё действие. Бонапарт относится с уважением к представителям старинных дворянских родов Франции.

— Что же вы ответили Андраши?

— Я просил только его ходатайства за твоего несчастного брата у короля Иосифа. Что мог я сказать ему кроме этого? Ты знаешь, твои отец и мать скорее согласятся видеть своего сына мёртвым, чем склонить колено перед узурпатором, как они называют Бонапарта.

Антуанета поднялась с места. Платок упал с её головы; яркий румянец выступил на её щеках.

— Если они этого не хотят, то я пойду к деспоту и потребую от него жизни и свободы брата.

— Моя дорогая, что за фантазия! — сказал граф, не находя слов для дальнейших возражений, так как в душе его мелькнула надежда на спасение несчастного юноши, которого он любил как родного сына.

— На мне не лежит никакое обязательство относительно Бурбонов, — продолжала с воодушевлением Антуанета. — Моё имя не внесено в число эмигрантов. Я могу безопасно вступить на французскую землю. Ничто не мешает мне найти доступ к императору. Я охотно преклоню перед ним колена; он не прочтёт на моём лице ненависти к нему, Что я скажу ему, я сама не знаю, но надежда спасти брата вдохновит меня... Если мне не удастся умилосердить Бонапарта, то я чувствую в себе достаточно мужества чтобы вынести его гнев...

Граф молча обнял её и прижал к своему сердцу.

— Если кто может ещё спасти его, то это ты, Антуанета, — сказал он взволнованным голосом.

Долго ещё после того сидел граф со своей племянницей у камина, обсуждая подробности путешествия и шансы на успех.