Смерть Ленро Авельца

Отец возвращается в палату, на нём белый халат на голое тело, он заходит в ванную, умывается и чистит зубы, потом расстилает кровать, но не ложится, а выключает в комнате свет, зажигает лампу у кресла, садится, берёт книгу, надевает очки и принимается читать. Он читает, периодически поднимая взгляд поверх очков и глядя наружу, медитируя на снежный пейзаж.

Если бы я прожила там пятнадцать лет, я бы сошла с ума, это же настоящая тюрьма, но мой отец – не я, и он не жалуется. Он читает книгу, одну из тех, что я ему привезла, – биографию Катона Младшего, но на журнальном столике лежит другая книга – первая книга Энсона Карта «Почему это конец». Я точно знаю, что отец читал её раз сто, если не больше, но вот – она снова рядом, полная заметок и закладок… А под книгой Карта, чуть ниже сборника «Эпоха Джонса: от пастора к злодею номер один», лежит стопка листов А4 с набранным на них текстом. Я знаю, что это за текст, я слишком долго и подробно его читала.

Мне знаком каждый абзац, каждое слово, я могу узнать его по единственной фразе… На журнальном столике, рядом с креслом отца, лежит «Жизнь Ленро Авельца». Кто её распечатал для него и тайно пронёс? А как же агенты, они ведь даже меня проверяют на входе? Может, сам Ленро Авельц принёс ему черновик, хотя что за бред, ты же сама видела, Ада, он ничего ему не передавал…

Отец читает книгу про Катона Младшего, иногда посматривая на зимний пейзаж сквозь застеклённую стену… Вдруг он замирает.

Медленно, очень медленно закрывает книгу и откладывает. Снимает очки, поднимается с кресла, подходит к стене и встаёт напротив неё, стоит так, без движения, несколько минут, сжимая очки за спиной. Дежурный думает, что всё в порядке, что он просто любуется пейзажем…

Отец возвращается в кресло, надевает очки, возвращается к книге… Но вдруг резко встаёт, идёт к панели управления и переключает прозрачность стены на ноль процентов.

Пейзаж исчез, отец зажигает в комнате свет и продолжает читать, но видно, что он отвлекается, что Катон утратил его внимание. Отец закладывает страницу, кладёт книгу на столик и достаёт… «Жизнь Ленро Авельца». Видно, что он, как и я, уже много раз читал её, поэтому просто пробегает страницы глазами, словно что-то ищет.

Он останавливается на одной из страниц, принимается внимательно читать – узнать бы, что это за страница, но Уэллс держит лист бумаги в слепой зоне камер. Он читает десять минут, потом листает дальше, снова останавливается, и так несколько раз. Потом откладывает – и видно, что на верхней странице начало части 17, «Зверь в Белом доме»… Но оно – посередине, и там Ленро воспроизводит речь Санита, ничего интересного, значит, отца больше интересует верхняя часть страницы, а там – самый конец части 16, «Смерть в середине Рамадана».

Отец поднимается с кресла и снова заходит в ванную, потом раздевается и ложится в постель. Он выключает свет и некоторое время лежит в темноте, а потом включает свет и возвращает прозрачность стены на восемьдесят процентов: пейзаж снова перед ним, я знаю, он любит его, но в этот раз что-то не так, и он сидит, приподнявшись на постели, и вглядывается… Наконец успокаивается, кладёт голову на подушки, закрывает глаза, поворачивается на бок, засыпает… Как будто засыпает, потому что через пять минут просыпается, вскакивает с постели и снова смотрит в застеклённую стену: его глаза расширены от ужаса, он открывает рот, но сдерживается, ложится обратно, долго смотрит в потолок, закрывает глаза, дремлет около семи минут, и тут…

Он опять вскакивает, он повторяет – тихо, почти шёпотом, но микрофоны ловят звук: «Авельц, Авельц, ты мёртв, ты мёртв, Авельц, тебя нет, ты мёртв, ты мёртв…»

Он подбегает к стене, хватается за голову, отходит обратно к кровати, и тут дежурный решает, что отцу плохо и готовится нажать кнопку, вызвать палату и спросить, не нужна ли помощь, как вдруг отец хватает кресло – хватает двумя руками, поднимает над головой и швыряет его в застеклённую стену со всей силы, и она – она разбивается, боже мой, она разбивается, хотя должна быть непробиваемой… В комнату врывается ветер, вызывая помехи в работе микрофонов, залетает снег… Отец кричит, он кричит одно слово, разобрать трудно, но понятно, какое слово он кричит, и бежит – бежит сквозь разбитое стекло наружу, погружаясь босыми ногами в толщу снега…

Нас переключают на камеру наружного наблюдения. В клинике сработала сигнализация, и сотрудники бегут к нему в палату, но поздно, отец – обнажённый – бежит, по колено в снегу, к заснеженному и затянутому кромкой льда горному озеру, вид на которое ему всегда так нравился… Он бежит, спотыкается, падает, поднимается и продолжает бежать, он тянет посиневшие руки вперёд, как будто пытается что-то ухватить, он приближается к озеру…

Сотрудники клиники не успевают за ним.