Смерть Ленро Авельца

L: Я не знаю. Председатель Синглтон засекретил даже приказы о его транспортировке. Официальная причина – генсек хотел принести ему личные извинения.

– Если допустить, что приказ о задержании отдал генеральный секретарь, то получается, он использовал Особый комитет в личных политических целях.

L: Каких целях?

– Изолировать политического оппонента в момент кризиса.

L: Без комментариев.

– Учитывая, что оснований для задержания не было, вы должны были подать рапорт в Наблюдательный совет Организации.

L: Следующий вопрос.

34. Шанхайская речь Тэкеры Акиямы

Я знаю, сегодня, и завтра, и послезавтра весь мир будет признаваться Габриэлю Вильку в любви. Я не знала Габриэля Вилька близко, я не была ему другом. Я не знаю, хороший он был человек или плохой, в какого Бога верил или о чём мечтал.

Но одно я знаю. Пока планета будет скорбеть по нему, пока генеральный секретарь будет лить слёзы, пока администрация будет петь ему панегирик, ведь это так всегда просто – восхвалять человека после смерти и приписывать ему то, чего он никогда бы не одобрил и не допустил бы при жизни… Смерть одного Габриэля Вилька затмит другие смерти.

И многие скажут – вот оно, снова лицемерие Ньюарка. Снова смерть одного белого человека, правителя мира, для нас важнее, чем ежедневные трагические смерти наших родных и близких. Снова все печалятся, что в Париже погибло сто человек, но никому нет дела, когда тысячи гибнут в Китае, когда в Африке и на Ближнем Востоке погибают десятки тысяч. Один Габриэль Вильк – и соболезнования со всего мира, а вот вчера в Линьфэне сорок детей отравились водой, а три дня назад в Бутане захватили мечеть, а в Конго, в Ованго, смертник на грузовике въехал в толпу и погибло пятьдесят человек, а в районе Уханя четверо подорвались на старой мине, и в Габоне уже месяц голодают деревни, и в лагерях беженцев в Чунцине люди умирают от гепатита.

Не мне вам об этом рассказывать. У меня здесь, вы видите (Акияма поднимает свой коммуникатор, капли дождя на ярком экране), у меня здесь эти данные, я смотрю на них каждый день, и мне всё труднее относиться к ним так, как они того достойны. В кабинете, в машине, в салоне самолёта очень легко начать думать, что это всего лишь цифры, а на самом деле – это жизни людей, это ваши жизни, и это моя жизнь, и поэтому я здесь, с вами сегодня. И поэтому я прошу вас – когда вы услышите, как громко оплакивают Вилька, – не злитесь.

Габриэль Вильк никогда не считал себя лучше других. Он всегда помнил о своей удаче и о своей ответственности. Он помнил о вас. Он дал старт реконструкции Китая. Он отправил меня сюда. Он не думал, что жизни белых людей ценнее, он считал, что люди равны, и Земля должна быть едина, и в горе, и в радости.

Он верил, что террор – это следствие, а не причина. Что бороться надо не с террористами, бороться надо с бедностью и нищетой, с болезнями и разрухой. Что ненависти нельзя давать дорогу. Он считал, что мир должен быть местом для жизни, а не для борьбы, как пытается убедить нас нынешний генсек. Он не бомбил Китай, как это делает Керро Торре, он строил здесь школы и больницы. Он не досматривал беженцев и не заставлял их сдавать ДНК, он давал им работу и давал им шанс. Он не цензурировал Сеть и считал, что сохранить достоинство иногда важнее, чем сохранить жизнь.

Он хотел восстановить Шанхай. Хотел, чтобы этот великий город перестал напоминать нам об общей трагедии, чтобы он перестал быть символом раздора и ненависти, символом ошибок и символом смерти – и чтобы он стал тем, чем являлся раньше – мировым центром, сплетением культур, плавильным котлом идей и наций. Одним из маяков, вперёдсмотрящим – таким был Шанхай времён его юности, когда он побывал здесь с женой впервые, и таким он его помнил, и такой Шанхай он хотел вернуть…

Но сегодня Габриэля Вилька убили. Те люди, ради которых он свою жизнь положил на алтарь, они убили его подло и низко, они отравили его в Париже. И сейчас они думают, что победили. Что теперь ненависть затопит нас и грянут новые войны. Я не знаю, что думаете вы, но я не согласна с таким прогнозом, с их планом я не согласна.

Меня устраивает старый мир. Меня устраивает мир, где человек человеку – брат и где просящему протянут руку помощи. Да, я идеализирую наш старый мир, он полон несовершенств, но в нём живёт мечта, наша общая мечта о единой Земле. Разве она погибла? Разве её можно расстрелять, отравить и убить?.. Я не хочу в это верить.

Страшной «Ночью сорока девяти», вы помните, как Габриэль Вильк вышел и сказал: «Я прошу вас не опускать руки, я прошу вас не сдаваться. Я буду строить общий дом для всего человечества, и это тяжёлое бремя, и я прошу вас нести его вместе со мной, я прошу помочь мне».