Смерть на кончике хвоста

Борода инвалида вздыбилась, что, очевидно, означало крайнюю степень сосредоточенности. Леля почти физически ощущал, как под его черепной коробкой бьются насмерть совершенно разные чувства — довериться мелкой сошке-следователю сейчас же или оттянуть это на неопределенное время. Да и призрак «подруги Дарьи», которому Базилевич так легкомысленно открыл двери своей квартиры на первом этаже, может легко превратиться в реальную угрозу. Наконец здоровое чувство самосохранения, так несвойственное обезноженным людям, восторжествовало.

— Ну, хорошо. Я передам вам то, что оставила мне Дарья. Но вы должны написать мне расписку. И проследить за тем, чтобы это попало в нужные руки и на самом высоком уровне.

Леля клятвенно заверил бородатого Антона Антоновича в том, что «это» попадет в самые нужные руки, начиная от Международного суда в Гааге и заканчивая Организацией Объединенных Наций.

Базилевич отодвинул один из ящиков стола, несколько мгновений покопался там и вытащил на свет божий самый обыкновенный, еще доперестроечных времен конверт с бобром, который строил речную плотину. Надпись под этим примечательным представителем фауны вещала: «С Днем строителя!»

Конверт исчез в кожаной папке Лели, а сам он потратил еще десять минут на надлежащее составление расписки. Больше всего Леля боялся, что вздорный Базилевич потребует печать, которой у Лели не было. И не одну.

Но все обошлось. И говорить больше было не о чем. Откланявшись и дежурно заверив Базилевича в том, что конверт с письмом будет передан в надлежащее ведомство, Леля выскочил из квартиры. Папка с лежащим в нем жизнерадостным бобром, казалось, излучала радиацию и жгла Леле руки. Покинув подъезд и воровато оглянувшись на окна Базилевича, Леля тотчас же забежал в соседнее парадное с видом человека, готового справить малую нужду.

Он поднялся на площадку между первым и вторым этажом и, сгорая от нетерпения, разорвал конверт. Это был отпечатанный на принтере лист бумаги.

Но текст!..

Текст выбил его из колеи. Он перечитывал несколько строк снова и снова, стараясь уловить смысл написанного.

Письмо гласило:

«Я не собираюсь ни умирать, ни кончать с собой. Ни разгоняться на любой трассе больше восьмидесяти километров. Я очень аккуратна и всегда проверяю тормозную систему. Но если со мной что-нибудь случится, вам стоит обратить внимание на управляющего коммерческим банком „Ирбис“ Германа Юлиановича Радзивилла. Дарья Литвинова. 31 января сего года».

В бессильной ярости Леля ударил кулаком по железному массиву разбитых почтовых ящиков. Вот и все.

Круг замкнулся. Оба они мертвы, и оба обвиняют друг друга. И неизвестно, чью сторону принять. У Радзивилла, как умершего раньше, безусловно, остается право первой ночи. Но и Дарья Литвинова не лыком шита. Передозировка — тоже вещь обманчивая.

Оба покойника сидели теперь друг против друга в вольере, окруженном частоколом вещественных доказательств и неопровержимых улик. И оба они подмигивали старшему следователю Леониду Петровичу Леле: «И чью же сторону ты примешь, уважаемый Леонид Петрович? Пора определяться».

Ну ничего.

Ничего-ничего.

У Леонида Петровича оставалась в запасе еще одна карта — двойка треф, которая при хорошем раскладе могла обернуться джокером: визитная карточка, найденная в заднем кармане джинсов Литвиновой.

"Маркелов Денис Евгеньевич. Студия компьютерной графики «Автопилот».

13 февраля — 14 февраля

Наталья

Со всеми предосторожностями Тума была переправлена к великодушной Нинон. Операция проходила под покровом ночи и была тщательно спланирована. Нинон приехала за доберманихой на машине Владика и добрых десять минут ждала, пока Наталья вместе с собакой спустятся по лестнице. На Туму была накинута импровизированная попонка из старой фланелевой рубахи Воронова — в целях маскировки. Воронов бился за фланельку до конца. Он уверял, что в нее еще можно заворачивать грелку и что он любит заворачивать грелку именно в эту ветошь. Но постепенно зануда-писатель стал сдавать позиции: в ход пошли лукавые тезисы о том, что рубаху можно аккуратно разрезать и пустить на тряпки для протирания:

1. Рабочих поверхностей «Ундервуда»;

2. Его клавиатуры;

3. Листьев хаворции, стоящей на подоконнике в кухне;

4. Стола на кухне.

К исходу второго часа сопротивление писателя было сломлено, и он наконец-то расстался с тряпкой. И даже согласился возглавить операцию прикрытия. На улицу они вышли незамеченными, Тума была водружена на заднее сиденье. И только тут Наталья вспомнила, что оставила у Воронова сумочку с ключами от своей комнаты на Петроградке. Она выскочила из машины и помахала Нинон рукой:

— Уезжайте!

— А ты? — Нинон все еще не захлопывала дверцу.

— Уезжайте, вам нельзя здесь долго оставаться. Я сама доберусь…

Машина, мигнув фарами, быстро отъехала, а Наталья вернулась в подъезд. Она поднялась на лифте до шестого этажа и несколько минут постояла перед опечатанной квартирой Литвиновой. Точно так же перед ней, должно быть, стоял и Денис.

Денис!