Смерть на кончике хвоста

Сняв сапоги, она прошла на темную кухню Воронова и остановилась у окна, заставленного крошечными кактусами.

— Не включайте свет, Владимир Владимирович.

— А что происходит?

— Видите припаркованную «восьмерку»? Возле подъезда?

— Да. Ну и?..

Воронов стоял у нее за спиной, и она ощущала его размеренное и безмятежное дыхание — чистое, как у ребенка.

— Это и есть ваша линия. Следователь или оперативник. Точно я не знаю.

— А с чего вы взяли? — В голосе Воронова не было никакого любопытства.

— Человек в машине следит за мной.

— За вами?

— Ну, не за мной конкретно… Он следит за квартирой.

— За чьей квартирой?

— За моей… То есть не за моей… Это не моя квартира.

— Не ваша? — Хоть какой-то намек на удивление. Слава богу! — А чья же тогда?

— У вас есть чего-нибудь выпить? — спросила Наталья.

— Боржоми.

— Думаю, это не тот случай…

— Подождите, — Воронов подошел к холодильнику и хлопнул дверцей. — Осталась водка. И как только ее Семен не допил?..

— Очень хорошо. Давайте водку. Воронов открыл навесной шкаф и достал оттуда крохотную рюмку.

— Не пойдет, — осадила его Наталья. — У вас стакан найдется?

— Стакан?

— Обыкновенный, граненый.

— Найдется, но…

— Наливайте полный.

В глазах Воронова затеплился осуждающий огонек, но водку он все-таки налил.

— Вы алкоголичка? — участливо спросил он, когда Наталья молодецки залила спиртное себе в глотку.

По телу сразу же разлилось тепло, а реальность «восьмерки» у подъезда перестала пугать Наталью. Наоборот, она почувствовала неожиданный прилив сил. И рассмеялась.

— Алкоголичка? Возможно, что алкоголичка. А также воровка, похитительница собак и завравшаяся убийца.

— Что-то вы неважно выглядите. Идемте в комнату. Успокоитесь и все мне расскажете.

— Да. Мне нужно рассказать… Мне обязательно нужно кому-то рассказать.

Двухсотграммовый стакан водки, так по-гусарски выпитый, все-таки дал о себе знать: знаменитая вороновская ширма покачивалась — вместе с Лао Цзы, буйволом и Китаем, который он покидал. Покачивались и «Ундервуд», и крестовина окна, и вороновские скорбно поджатые губы.

— Мне обязательно нужно…

— Выкладывайте, Дарья.

— С этого и начнем. С имени. Меня зовут не Дарья. — До чего же дешево звучит, черт возьми! Теперь она похожа на кокетливую потаскушку, скрывающуюся за литературным псевдонимом «Манон Леско».

— Ну и?..

— По порядку. Широкова Наталья Ивановна. Это я. Я действительно нашла собаку. Я действительно приехала сюда, на Васильевский. Потому что этот адрес был написан на собачьем ошейнике. Действительно, этот… ДЕЙСТВИТЕЛЬНО! И я осталась в этой растреклятой квартире, потому что она мне понравилась. Потому что она была под завязку заполнена дорогими вещами и дорогой техникой, потому что у меня… той самой, которая Широкова Наталья Ивановна… у меня жалкая комнатенка в коммуналке на Петроградке. И соседи, которых я ненавижу. И которые ненавидят меня…. Все это время я врала себе… Я жду настоящую хозяйку, я слежу за ее собакой, как же!.. А я просто хотела отдохнуть, поваляться в чужой кровати, поваляться в чужой ванне. Элементарное желание, пусть низменное, но элементарное… А потом я нашла паспорта и просроченные билеты. Но даже это меня не насторожило… Я слушала все звонки в автоответчике, я залезла в чужую электронную почту — это казалось таким невинным, это казалось игрой. Я даже ездила на встречу с бывшим парнем хозяйки. И это тоже была игра… Своего рода. Ничего страшного, ничего угрожающего… Но сегодня… Сегодня я нашла рубаху с пятнами крови…

— Кровь тоже ненастоящая? Кетчуп или вишневый сок? — совсем не к месту спросил Воронов.

Наталья осеклась. Черт его дери, этого писателишку, он не верит ни одному ее слову, он — человек с мозгами и воображением. Тогда что уж говорить о страже закона, который протирает сейчас штаны в «восьмерке».

— Не думаю, — сказала она. — История, которую я вам рассказала несколько дней назад, — это все правда. Вы понимаете?

— С трудом. — Воронов сел в кресло напротив нее. — Значит, роман, который я сейчас пытаюсь написать…

— Это моя собственная история! Теперь вам понятно?

— А труп в багажнике?

— Труп в багажнике — самый настоящий. У меня газеты наверху… И по телевизору об этом говорили.

— Я не смотрю телевизор.

— Да. Я помню… Я потому и рассказала.

— И вы хотите, чтобы я поверил в этот сентиментальный бред? В эту конфетную историю, которая при столкновении с реадьной жизнью просто на куски развалится?

— Хочу, — отчаянно выдохнула она. — Очень хочу.

— Но такое количество случайностей… Так просто не бывает.

— Это в книге не бывает. — Ах, если бы здесь была Нинон с ее полузабытым театроведческим образованием и критическим складом ума!.. Наталья собралась с силами и закончила:

— Потому что в книге все нужно оправдывать. А в жизни… не перед кем оправдываться. Литературных критиков у нее нет.

— А жаль. Ну и куда вы шли на ночь глядя?

— Сдаваться. Человек, который сидит в «Жигулях», он пасет эту квартиру, понимаете? Он уже звонил в дверь, сказал, что из милиции.

— А вы поверили?

— Я до сих пор не могу поверить. Ни во что.