Читаем Смерть онлайн полностью

- Как хотите, да, - стрельнула на секунду женщина глазами, подняв их на него от перемешиваемых карт Таро.

Дмитрий прикрыл плотно дверь. В комнате стало очень тихо и темно. Он присел.

- Итак, Дмитрий, что вы хотите узнать?

«По два серебренных браслета-кольца на руках и чёрные ногти. Они хоть когда-то начнут оригинальничать?»

Дмитрий рассматривал руки женщины и большие карты, которые, казалось, не удобно было перемешивать из-за их размера.

- Дышите ровно, будьте спокойны и расслабьтесь, - посоветовала она Дмитрию. Больше, чтоб самой это сделать и уловить его волну, чем, чтобы это сделал он. Дмитрий с одной стороны был как на ладошке, а с другой непроницателен, а ей, видимо, надо было, чтоб он был прозрачный.

Он позволил себе улыбнуться.

- Спасибо.

Помедлив ещё мгновение, дотронулся большим пальцем до виска, а остальными поводил по лбу.

- Можно узнать, закончу ли я то, что я сейчас делаю, и насколько успешным окажется задуманное.

Гадалка протянула Дмитрию колоду карт и попросила взять какую-то часть, и перевернуть её на сто восемьдесят градусов. Потом перемешала их тщательно снова, и стала раскладывать, как будто в форме книги. Дмитрий насторожился.

«Чё за фигня? Настя сказала, что я буду спрашивать о своей книге? Да, нет. Зачем?»

- Я не вижу точно, когда вы это закончите, - начала гадалка, - примерно от полу года до года, но вот после этого видно, что вы получите какое-то предложение от заграничной фирмы, будет контракт, и, может, вы уедите на некоторое время за границу.

- Я вообще-то не готовился к таким событиям.

- Я просто раскладываю карты и говорю то, что они показывают.

- Что или кого мне боятся? – спросил Дмитрий.

Гадалка собрала карты в колоду, перемешала её и разложила карты в виде двух правильных треугольников на столе. Один основанием вверх, другой основанием вниз.

- Женщины. Вы её пока не знаете. Черноволосая, около двадцати пяти лет. Карты показывают, что это девушка лёгкого поведения или представительница низших слоёв. Может даже бомжиха.

«Конечно, а как ещё вы обычно говорите? Женщина, дорога дальняя, казённый дом...» - Дмитрий напряг губы, чтобы не заулыбаться. Две таких улыбки - это уже перебор в такой обстановке.

- Я с такими не общаюсь и не пересекаюсь.

- Я говорю то, что показывают карты.

Здесь женщина стала раздражительней.

Дмитрий думал, что проведёт с ней минут двадцать-тридцать, но теперь понял, что пять-десять, она больше не выдержит. Он задумался, чтобы ещё спросить, потому что испытал ощущение, что уже надо подниматься и уходить.

- Мы с женой кое-чем время от времени занимаемся, я не могу сказать, что это. Можно узнать так? Можно ли нам продолжать этим заниматься или нет?

Гадалка повторила треугольники.

- Карты советуют прекратить на время, потому что это опасно для вашей жены. У кого-то, кто об этом знает, по этому поводу уже собираются чёрные мысли. Ваша жена может сильно пострадать. Она доверяет этому человеку, а он ведёт игру.

- Она ему рассказала?

- Нет, но он точно знает, может случайная догадка.

«Мужчина или женщина? Спросить? Хватит! Это, конечно, ТЕ. И вообще, могу у Насти такие вещи спрашивать, а не у этой, а то ещё сейчас начнёт думать всякую чушь про нас. И вообще, кто сказал, что кто-то что-то знает? Карты? До свидания. Так. Ну, что ещё?»

- Вы ответили, кого мне бояться, а можно теперь узнать чего?

Женщина разложила карты по кругу и напряглась. Дмитрий следил, как она стала, как будто, перепроверять увиденное.

«Цирк».

Женщина молчала, разглядывая карты.

Дмитрий не торопил. Ему было интересно, сколько секунд она способна устраивать это шоу.

- Смерть. На вашей дороге смерть. Не ваша. Больше я ничего сказать не могу.

- Моя?

- О смерти своим посетителям я вообще не говорю. Никак, никогда, нигде. Не ваша – это всё, что я могу сказать.

Дмитрия тряхануло. Пришлось нервно сглотнуть.

«Ну, цирк и есть цирк. Но это перебор, разве такими вещами можно шутить?»

И он сразу ещё подумал, что если он запросто не оправится от сказанного, например, а наоборот начнёт заворачиваться на этом, а не думать об этом он, возможно, не сможет, если вдруг допустит мысль, что речь идёт о смерти его жены или детей, тогда он с трудом может вообразить действия, на которые он решиться, чтобы огородить свою семью от такого несчастья. А как на такие его действия посмотрят другие? Нет. Если допустить, что это всё может иметь место в нашем мире, она б не стала говорить мне об этом, если б это касалось моей семьи. Моей семье ничего не угрожает».

- Моей семьи это не касается, так?

- Да. Не ваша - это означает, что не смерть родственной души, скажем так. Это может быть смерть коллеги или просто знакомого.

«Короче, меняем тему и до свидания».

- Можно мне сыграть в лотерею в ближайшее время?

- Сыграть вы можете.

«О-о, а дамочка с сарказмом. Статус не позволил улыбнуться при этом?»

- Ну да. Я имею в виду, выигрыш мне светит при этом?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман