Смерть перед Рождеством

Из травмпункта возвращались молча. Микаэль протянул в темноте руку: в ней были зажаты три чертовы сотни.

* * *

– Когда подойдут остальные? – спрашивает Кристиан.

– Через час примерно. Проведем встречу, разработаем стратегию и разойдемся… Вот Юнатан уже едет, – добавляет Микаэль, глядя на дисплей мобильника.

Юнатан. Бедняга подсел на амфетамин прошлым летом, и они взяли его в оборот. Юнатан, который ничего не знает. Или все-таки о чем-то догадывается?

На экране новости. В студии рядом с диктором – лидер «Шведских демократов».

– Какого черта… – возмущается Микаэль. – Выключи.

– Ты не хочешь послушать?

– Мне совсем не интересно, что там верещит эта свинья.

Кристиан поднимает пульт. Экран гаснет.

* * *

Стокгольм. Поглядеть сверху летом – буйство зелени, кое-где прерываемое сверкающими водными вкраплениями, блоками высотных домов да огороженными виллами. Люди забыли, насколько хрупко их существование посреди этого бушующего моря. Не так-то много времени прошло с тех пор, как здесь прошлась последняя буря. Вспоминая об этом, невольно поражаешься людскому легкомыслию.

– Вы так не думаете? – слышу я голос таксиста.

Мы петляем по улицам Кунгсхольмена, в нескольких километрах от двора в Васастане, где кто-то всадил нож в спину Томаса Хебера. Вечереет. На город опускаются сумерки. If you’ve got no place to go, let it snow, let it snow, let it snow[26]

, – мурлычет радио. Перед нами громоздятся корпуса клиники Святого Георгия.

– Вы что-то сказали? – спрашиваю я таксиста.

Тот беззвучно вздыхает:

– Нет, ничего…

Машина останавливается на кольце. Я расплачиваюсь наличными и выхожу на холод. Спрашиваю себя, успел ли пожелать водителю удачного вечера. Он ждет, когда дверца захлопнется, и уезжает, не сказав ни слова. Я провожаю взглядом удаляющиеся красные огоньки, достаю сигарету.

Неподалеку паркуется еще один автомобиль. Разворачивается на кольце. Мотор замолкает, фары гаснут. Я роняю сигарету в снег.

* * *

В комнате для посетителей прохладно, меблировка самая скромная. Это место – маленький ад, и попавший сюда чувствует на себе взгляд бездны, грозящей его поглотить.

Здесь содержится известный физик после неудачной попытки лишить жизни сожительницу. Женщина развлекалась с его ближайшим товарищем и коллегой, пока бедняга коротал ночи в лаборатории Высшей технической школы. Однажды физик явился домой раньше обычного и застал их обоих в одной постели. Этот коллега был ему соперником не только в любви: оба придерживались альтернативных теорий относительно устройства Вселенной.

Остальные здешние обитатели однажды впали в психоз, да так из него и не вышли. Но до того успели совершить пару-тройку тяжких преступлений. Всех их здесь немилосердно накачивают разной дрянью. На удивление, лишь немногие так и не изжили детские травмы. Прочие пребывают в кошмарном нигде.

Я тоже мог быть среди них. Если б мне в свое время повезло чуть меньше, если б контроль надо мной оказался чуть строже. Стоило порождениям мрака окликнуть меня еще раз… Хотя, возможно, и для любого другого достаточно малейшего их оклика.

– Но это было так давно, – утешает меня знакомая медсестра Юханна.

– Давно, – соглашаюсь я, вздыхая. – Теперь мне гораздо лучше.

– Я не об этом, – поправляется она. – Не нужно требовать от себя невозможного… Йон скоро будет, – добавляет Юханна. – На всякий случай – я рядом, за дверью.

– Спасибо.

Она уходит, оставляя дверь приоткрытой.

В прошлые разы меня просили разуться на входе. Ремень, ключи, мобильник и зажигалку я также оставлял в пластиковом ящике в предбаннике. Все это делалось ради моей же и пациента безопасности, хотя не в последнюю очередь и ради облегчения участи персонала. В последнее время участились случаи бегства, так они объяснили мне. К примеру, известный физик до смерти напугал своего соседа по палате, убедив его в том, что родные явятся за ним, чтобы потом удушить в газовой камере. Чем не повод для бегства?

Изредка доносятся звуки, напоминающие о том, где я нахожусь. Стоит к ним прислушаться – и поневоле содрогнешься: где-то бьют кулаком в стену, в другой стороне кто-то бормочет, а потом все это разряжается истошным воплем, и нависает мертвая тишина. Как будто мир вокруг засыпает, истощив последние силы.

Но вот в коридоре зазвенели цепи – тонкий, воздушный звук, похожий на перезвон серебряных колокольчиков.

* * *

Грима ведет знакомый мне санитар Плит – рыжий громила с бритым черепом и козлиной бородкой. Одно время наши пути пересекались: у Плита богатое бандитское прошлое, одно время он был причастен едва ли не к каждому второму убийству или ограблению в Стокгольме. Но потом попал под реабилитационную программу полицейского управления и, задействовав кое-какие старые связи, устроился санитаром в психиатрическое отделение Святого Георгия, где и получил прозвище Плит. Думаю, не последнюю роль здесь сыграло и его телосложение.

– Лео Юнкер, – говорит он. – Давненько… рад тебя видеть.

– Аналогично. – Я протягиваю ему руку.

У Плита крепкое рукопожатие – признак внутренней уравновешенности.