Смерть перед Рождеством

– Нормально, – отвечает он на вопрос женщины. – Как всегда. – Смотрит на серебряный кулон на цепочке, который мелькает из-под ее пиджака. – А что вас, собственно, интересует?

– Твои ощущения прежде всего, – поясняет женщина. – Что ты чувствовал, чем занимался последнее время? Расскажи, что считаешь нужным.

Время движется неумолимо и как будто стоит. Ничего не изменилось и ничего не осталось прежним.

– Я… я чувствовал неуверенность в последнее время. Мне как будто было некуда себя деть. Думаю, именно поэтому я здесь.

Он видел рекламу на автобусе: «Тебе нужна поддержка? Поговори с одним из наших психотерапевтов – бесплатно!» Адрес сам собой запал ему в память, но Кристиан не думал об этом, пока вдруг не увидел эту дверь по дороге домой из тренажерного зала. Тогда, остановившись на тротуаре, он впервые спросил себя: как, собственно, здесь оказался? Этот вопрос он задает себе до сих пор.

– То есть неуверенность, – повторяет женщина. – Можешь пояснить?

Кристиан мотает головой:

– Нет… я не так выразился. Неуверенность – не совсем то слово. Скорее одиночество… Мой лучший друг… он сидит, вот уже много лет. Возможно, дело в этом.

– Сидит? – переспрашивает доктор. – Он в тюрьме, хочешь сказать?

– Да.

Она кивает.

– Понимаю.

Кристиан оглядывается. Комната просторная, светлая, как с рекламы агентства недвижимости. Он смотрит на свои руки: пальцы сжаты в замок. Делает попытку расслабиться.

«Шведское сопротивление» разлагается на глазах, они не пережили последнего поражения. Кристиан не может быть их лидером, потому что не имеет и малой толики того, чем обладал его товарищ. Их манифестации последнее время носят скорее спорадический характер, и число участников катастрофически уменьшается с каждым разом. Они катятся в пропасть, теперь это очевидно.

– Вы общаетесь? – спрашивает она.

– По телефону и так… Я навещаю его, когда могу… разрешение дают через раз. Он… он ужасно выглядит последнее время, и я не знаю, что с этим делать. Все это страшно тяжело.

– Но твое одиночество… В чем оно выражается, ты не мог бы выразиться точнее?

– Я не так много бываю на людях; предпочитаю держаться тех, кого знаю.

Эрик, Клас, Даниэль, Франк, Джек… Кристиану следовало бы повернуться лицом к товарищам из «Шведского сопротивления», ведь других у него нет. Он чувствует себя одиноким, замкнувшимся в себе. Даже с матерью последний раз общался на Рождество, то есть почти полгода назад. С Антоном еще хуже. Они живут слишком разной жизнью, и кровь здесь ничего не значит. Кристиан не перестает этому удивляться. У Антона семья и дети с хорошенькими, правильными лицами. Его жена красива. Их семейные снимки смотрятся как реклама здорового образа жизни.

Кристиана мутит от всего этого. Он вспоминает, как на пятнадцатилетие Антон подарил ему футболку со странной надписью, благодаря которой он сошелся с Микаэлем.

– Можешь поговорить с ними? – задает она следующий вопрос. – С друзьями, я имею в виду?

– Нет… То есть могу, но не хочу.

– Понимаю.

Кристиан спрашивает себя, как много она понимает. Кто она вообще такая? Интересно, она шведка? Как долго она замужем и кто ее муж? За кого они голосовали на последних выборах?

Он опускает глаза, не выдержав ее пронизывающего взгляда, и начинает свой рассказ.

– Ну… Я часто вижу в городе своих ровесников. Они прогуливаются с женами под ручку, многие с детскими колясками. У них есть работа в офисе и квартира в многоэтажке или таунхаусе где-нибудь к югу от Сёдера. Мы с ними ездим в одних вагонах метро и пользуемся одними и теми же станциями… Но для меня все они – инопланетяне. Наши пути слишком разошлись.

– Как это?

Ее взгляд скользит в сторону большого окна. Небо за ним такого же цвета, как стены в ее кабинете.

– Они все время идут по прямой, а я – как будто зигзагами…

– Что же заставляет тебя так ходить?

– Я… то, за что я борюсь… или, по крайней мере, думаю, что борюсь.

Кристиан тут же пожалел о том, что сказал. В голове один за другим складывались ее дальнейшие вопросы, и ожидания оправдались.

– Что ты имел в виду? – спрашивает она.

Кристиан посмотрел на свои руки, все еще сложенные в замок.

– Ничего. Это все так…

«Шведское сопротивление» отнимало у него все время: раздача листовок, расклейка афиш, праздники, совещания по планированию акций и манифестаций, а теперь еще и бесконечные поездки в колонию.

Йенс Мальм бывал у него едва ли не каждую неделю. Он работал там же, где и последние пять лет, и жил на той же квартире. Когда он попытался вспомнить всех женщин, с которым занимался сексом за последний год, дошел до двенадцати и сбился со счета. Йенс знакомился с ними на праздниках и пикниках и далеко не всех помнил по именам. Большинство их были молоды и по возрасту годились в подружки скорее Кристиану и Микаэлю. Йенсу это нравилось. В глубине души он понимал, что что-то здесь не так, но дальше смутного осознания дело не шло.

Кристиан посмотрел на часы над дверью: он сидел в этом кабинете не больше пятнадцати минут.

– Я не знаю, – ответил он доктору.

И в следующий момент понял, что это правда.